Пилат - [3]

«Свидетельства Священного писания мы намеренно исключили, так как если для одних они означали неопровержимую истины, то другие, те из нас, кто представлял неверующих, должны были воспринимать Священное писание всего лишь как разновидность позднеантичных романов. Таким образом, мы, скорее всего, искали персоналии, которые упоминались не только в Евангелиях, но и в светских источниках того времени, то есть в свидетельствах, в которых речь шла не о религии, но которые нельзя было рассматривать и в качестве легенд. Если историческое свидетельство, даже если оно неточное, всегда принимается во внимание, хотя и с ограничениями, то религиозное свидетельство обязательно отбрасывается, только потому, что оно религиозное».

И он съел бисквит и отпил глоток чаю.

«Ты видишь, — продолжал он, — к чему я веду, или более того: ты угадываешь, куда мы должны были прийти в нашем исследовании. Короче говоря: единственная персона, на которую мы, в конце концов, могли опереться как на действительного свидетеля и которую мы всеми средствами хотели побудить к тому, чтобы сообщить нам столько сведений о Спасителе, сколько только возможно, был Понтий Пилат. Апостолы, обе Марии, Лазарь, первосвященник и Иосиф из Аримафеи не принимались в расчет. Все их свидетельства мы самым подробным образом исследовали, но в конце концов вместе с тремя святыми царями, со всем их снаряжением и вооруженными всадниками, пастухами и ангелами, как чудесными образными фигурами при яслях младенца, известными нам с детства, отбросили и снова положили в ящик большой кукольной игры, пока они снова не будут извлечены для верующих других поколений; даже Крестителя, Ирода, Иродиаду и Саломею постигла та же участь. Все они, даже если бы одному или другому из этих персоналий удалось хотя бы мимолетно сверкнуть в истории, не заслуживали внимания. Единственная фигура, которая осталась и которая возникала не только в мистических сумерках Откровения, но, пусть и на коротком промежутке времени, при свете дня античного мира, был прокуратор Иудеи; и мне выпала честь играть его».

При этом он предложил мне сигареты, а сам протянул руку к книжной полке. Затем он продолжил свой рассказ.

«Понтии были в те времена известным самнитским родом, или, скорее, целым кланом, так называемым родовым союзом. Пилат, или собственно Пилеатус — это название рода прокуратора в узком смысле. Откуда это дополнительное имя исходит, теперь неизвестно, известно только, что оно обозначает: человек в шапке или человек в колпаке, так как «пилеус» — это шапка или чепец из войлока — обычный головной убор работающего. При продаже рабов на острие пики надевали пилеус, шапку. Если раба освобождали, то на его голову надевали шапку, пилеус; и наконец пилеус даже стал знаком свободы, так как фригийский колпак, который надевали французские революционеры, был не чем иным, как пилеусом. С другой стороны, шапочка, которую носят священники, тоже называется пилеусом, хотя мы, священники, не имеем ничего общего с идеями Великой французской революции.

Во всяком случае, Пилатус не означает «человек с пилумом», то есть — копьеметатель. Но при этом не перекрывается и обозначением только имени прокуратора. Пилат был римским всадником. Во время распятия Христа он был приблизительно такого же возраста, как Христос, — где-то между тридцатью и сорока годами. По службе он подчинялся наместнику Сирии Вителлию-старшему».

Он обрезал сигару и зажег ее. Между тем начало смеркаться. Все, даже комната, погрузилось в голубоватый свет. Тонкие хлопья снега закружились вокруг голых деревьев вдоль Рингштрассе. Донати пододвинул поближе к столу высокий торшер с вышитым абажуром, после чего продолжал:

«В так называемых «антиквитатах» иудейского автора Иосифа есть место, которое может быть привлечено в качестве доказательства не только управления Пилата Иудеей, но также и существования Господа и смерти на кресте, которую Он принял. Я попытаюсь процитировать «антиквитаты» по памяти; это звучит приблизительно так: в это время жил Иисус, человек высокой мудрости, если его вообще можно назвать человеком. Он совершал совершенно немыслимые вещи и был учителем всех тех, кто хотел постичь истину. Так он привлек к себе много иудеев и многих язычников. Это был Христос. По обвинению и настоянию иудейской знати Пилат приговорил его к смерти на кресте, распятию, при этом те, кто его любил с самого начала, не изменили Христу. На третий день после распятия он появился перед ними живым, как о нем — наряду с тысячью других вещей — и говорили посланные Богом пророки; и до сих пор народ Христа, который так называет себя по его имени, остается непобедимым.

Однако этот текст в «антиквитатах», — весьма широко известный, может быть, из-за ссылки на выражение: «Что есть истина!» — из Евангелия от Иоанна, — следует считать интерполяцией, и возможно, что этот кусок мог быть вставлен в раннем средневековье. Теория интерполяции обоснована прежде всего потому, что Иосифа, хотя он и иудей, следует причислить к античным писателям; Иосиф никогда не назвал бы прокуратора Пилатом. Он назвал бы его скорей всего всеми его тремя именами, как это было принято в те времена у римлян, например: Метеллуса называли не просто Метеллус, а Квинтус Цецилиус Метеллус, а Поллио не просто Поллио, а С. Асиниус Поллио, и младшего Каттона не просто Каттоном, а М. Порциус Каттон. Тот факт, что в «антиквитатах» указано просто «Пилат» без Понтия и без уже забытого во времена интерполяции имени Пилата, которое должно было бы стоять перед фамилией Понтий, выдает это место как средневековую подделку.