Хотя… и эта мысль ушатом холодной воды остудила все пробудившиеся во мне страсти: он целовал не меня — он целовал свою кузину Эмму.
Коротким толчком в грудь я оттолкнула его от себя.
Под взглядом жёлтых глаз мне сделалось совсем нехорошо. Слишком внимательным, слишком цепким он был, этот взгляд.
— Эмма?
— Какой смысл вести этот разговор? — сжала кулачки я. — Ты не хуже меня знаешь, что не я затеяла это дело. Все мы просто заложники сложившихся обстоятельств…
— Послушай! — сжал он ладонями моё лицо. — Давай сбежим?
— Что?.. — шире распахнула я глаза от удивления.
— Наплюём на всё и просто сбежим.
— Куда?
— Куда угодно! Мы будем свободны, вместе — только ты и я!
Ну да, конечно. А потом посуда, быт, финансовые затруднения и прощай любовь. С мужика-то всё как с гуся вода. А у женщины репутация в лохмотья.
Не могу я так с Эммой поступить. Хотя искушение, конечно, сильное.
— Пусти меня, — тихо сказала я. — У меня правда болит голова.
— Эмма!
— Мне нужно побыть одной, — захлопнула я дверь перед его носом.
Я пребывала в полном смятении чувств. Стояла, прислонившись к стене, крепко зажмурившись. Будто это могло хоть чем-то помочь.
Как глупо — всего один поцелуй, а сердце волнуется так, словно… словно…
Словом, у меня не было слов, чтобы это описать. У меня не было сравнений, чтобы сравнить. Ничего подобного в моей жизни вообще никогда раньше не было.
Лицо кузена Винтера так и стояло перед глазами, так и стояло, просясь на холст.
Чтобы как-то занять руки, я достала тонко очинённый карандаш, взяла лист бумаги и принялась рисовать. Руки действовали машинально, набрасывая одну линию за другой, пока на меня не глянуло бледное подобие золотого мальчика.
В дверь постучали.
Я поспешно перевернула лист:
— Войдите.
— Ваша амазонка, мэм, — присела в реверансе миленькая горничная.
Она очень старалась не глядеть на меня.
— Амазонка? — обескураженно поглядела я на наряд.
— В пять часов пополудни вы всегда катаетесь верхом, мэм. Прикажите помочь одеться?
— Да, конечно, — растерянно кивнула я, покорно отдаваясь в умелые руки горничной.
Я?
Кататься верхом?
С этими проделками амура я напрочь забыла о списке, врученном утром, где верховая езда была выделена отдельным пунктом.
От волнения я не слишком радовалась тому, как ладно на моей фигуре сидит верховой костюм.
Я не слишком переживала, направляясь к конюшням, где располагался манежный двор. Всё происходящее казалось сном. Подчас увлекательным, пугающим, но не слишком реальным. Никак мне не отделаться от ощущения, что всё понарошку, не всерьёз.
Вот-вот очнусь и буду вспоминать обо всём об этом, как об увлекательном опыте осознанного сновидения.
Эвелин и Эльза уже дожидались меня на месте.
Эльза протягивала на ладошке подсолённый кусочек хлеба белоснежной лошадке.
Та, моргая красивыми чёрными глазами с длинными ресничками, осторожно брала угощение с девичьих рук, легко касаясь их мягкими губами.
— Какая прелесть! — искренне восхитилась я. — Можно её погладить? — протянула я руку к шелковистой гриве. — Не укусит?
Эльза поглядела на меня как-то странно.
Эвелин засмеялась:
— Пока тебя не было, наша неразумная младшая сестрёнка, видимо, надеялась, что вернулась настоящая Эмма. А уж она-то об этой смиренной кобылке никогда по-доброму не отзывалась.
— Неужели же можно не влюбиться в такое чудо? — вознегодовала я.
И всё-таки отважилась провести ладонью по шелковистой шкуре.
— Эмма считала, что у Снежинки недостаточно горячий нрав, — вздохнула Эльза, которую явно ранило такое отношение старшей сестры к её любимице.
Ну, от меня-то дурного отношения эта красавица, это белоснежное чудо природы не дождётся.
У Эвелин лошадь была гнедой.
— Эта девочка или мальчик? — полюбопытствовала я.
— Мерин, — усмехнулась она. — Спокойного нрава. Очень выносливый. А вот и твой Воронок.
Мама дорогая!!!
Да лучше я остаток дней на самокате проведу, чем на эту зверюгу верхом сяду.
Я к нему не то что на пушечный выстрел — на расстояние удара ракеты не приближусь. Ни за какие блага в мире!
Конюх с трудом удерживал животину, повиснув на удилах, или как там эта штука во рту у лошади обзывается? А конь всё равно норовил взвиться на дыбы.
Он фыркал так, что тигр с перепугу бы заболел медвежьей болезнью и убежал в леса, предпочтя остаться голодным, чем сделать попытку отобедать таким монстром.
— Это… что? — заикаясь, проблеяла я.
— Воронок. Любимый конь Эммы, — прозвучал роковой ответ.
— Увидите! Увидите этого зверя немедленно! — сорвался мой голос на неблагозвучный визг.
— Но, мэм, конь ведь не может стоять всё время в стойле? Ему нужен променад.
— Вот и обеспечьте его ему. А мне приведите спокойную, послушную лошадку. Самую спокойную, самую послушную во всей конюшне. Я не обижусь, если это будет старая кляча.
Конюх смотрел на меня изумлённо, а Воронок вроде как даже обиженно.
Эльза прилагала все усилия, чтобы не рассмеяться.
Я понимаю. Это смешно. Но лучше я буду смешной, чем мёртвой. Или даже просто сильно ушибленной. Что толку с того, что конечности у меня чужие? Больно-то всё равно будет мне!
— Ну? — топнула я ногой на продолжающего столбом стоять конюха. — Чего стоите? Выполняйте немедленно!
