Пикник с покойником - [9]

Я принялась хрюкать в рукав примерно со сцены появления братана, поэтому к концу повествования уже немного успокоилась. Дежурно поздравила Сергея с тем, что он не стал марать стерильных рук о падшее создание… — Сережа, ты скоро забудешь историю с неверной хитрушкой, — утешала я его.

— Она не забудет, — засмеялся лейтенант. — Я кое-что уже выяснил. Оказалось, номер заплаченной мадам купюры внесен в компьютер три года назад. Так что ребята сейчас разбираются с грешным семейством.

— Может, лучше бы ты ее поколотил? — вырвалось у меня.

— Спасибо за сеанс, я воспрял, — серьезно поблагодарил меня Сергей. — Вот умеешь ты мозги вправить, Поля.

Пока я соображала, в чем, собственно, мое умение заключалось, лейтенант положил трубку и двинул дальше по своей жестокой милицейской стезе.

— Он не мог в отместку ни подменить, ни подкинуть ей краденую купюру, — вслух утешила я себя. — Он измайловский, значит, не мог.

И тоже воспряла.

До пяти часов я провозилась с сыном Севой и только собралась чистить картошку, как неожиданно рано явился Измайлов. Обычно он вваливается, когда ребенок улыбается десятому сну. Но сегодня совещание на тему «У нас или у Вика включим ящик» было неизбежным. Полковник умиляет меня равноправной дружбой с Севкой. Он измучен, мог бы посмотреть футбол в одиночестве, а после пожелать спокойной ночи по телефону. Ух, как меня недавно бесили рассуждения типа: «Мне Коля и Вася сделали по предложению. Кольку я люблю, но Васька к моим близнецам тянется. Выбираю отца детям». Мне с трудом удавалось придушить вопль: «Дура!» Теперь я стала осторожнее в оценках: как женщина — дура, как мать — умница. Взрослею наконец-то. И вообще, если при двух детях двое женихов сватаются, то еще и третьего, и четвертого найдет… Нет, не взрослею. Но меня снова в сторону повело. Не успел Измайлов приложиться к моей щеке, позвонила мама. Все, безмятежные утро и день сменил суматошный вечер. Севка ушагал с Виком, который обещал сам заняться гарниром, а я стала собираться.

Папа уехал в командировку в Нижний, а мама то ли приболела, то ли захандрила. Она такого туману напустила, что чудилось: он сочится из трубки и стелется по полу. Надо знать маму — она себе одной продуктов покупать не станет. Объявит разгрузочные дни и будет поклевывать урюк, запивая его несладким чаем. В крайнем случае сварит горсть несоленого риса и сообщит по телефону: «Я оседлала необъезженную диету». Но, если она просит навестить ее, предполагать можно самое худшее: лежит голодная с какой-нибудь коликой и упрямо не вызывает «Скорую».

Мама храбрилась, но выглядела осунувшейся. После долгих отнекиваний призналась, что взялась готовить для Севы, надеялась забрать его к себе, но вдруг желудок заподличал. Пришлось бросить хозяйство и поваляться.

— Я уже в форме, дочка. Послушай…

— Нет, — отрубила я, — сначала сгоняю за лекарствами и минералкой, потом побеседуем.

По пути из аптеки мне пришло в голову быстренько прикупить продуктов в холодильник Измайлова. Возле прилавков меня ничто не задержало. Ворвавшись в квартиру, я выставила на стол необходимое для лечения и возмутилась:

— Капитализм, черт их дери! В вашем универмаге, кроме импортных консервов, одни спички.

— Дочка, не ругайся, пожалуйста, как сапожница. Я все же пыталась тебя воспитывать, — напомнила мама. — Так чего конкретно ты не купила?

— Масла и яиц, — буркнула я.

— Вот сучьи дети, через раз завозят! — возмутился мой образец для подражания, запоздало прикрыв ладонью рот.

Мне хотелось выяснить, воспитывала ли ее бабушка хоть эпизодически, но я воздержалась. Потому что мама сразу же выразила готовность поделиться запасами. Я собралась отовариться в ближайшем к своей остановке гастрономе и позволила себе хихикнуть:

— Мам, ты обо мне заботишься или патриотка родного района?

— Даю Севе возможность поскорее поужинать, — сухо объяснила свою благотворительность мама.

Я слегка обиделась:

— Ему Измайлов картошку жарит.

Мама трясущимися руками вытряхнула из кошелька деньги и запричитала:

— Поленька, доченька, немедленно домой на такси. — Образцовая бабушка метнулась к своим кастрюлям, постанывая: «Подливку не успела, соус сладкий подгорел». Затем понаваливала из них в отдельные баночки всякого варева, завинтила крышками, спешно покидала в пакет, сунула его мне и с истерической ноткой в голосе крикнула:

— Только не картошка в исполнении полковника! У меня одна дочь, у меня единственный внук!

М-да, помнится, однажды Вик чем-то собственноручно приготовленным ее угощал. Однако тогда она вела себя пристойно, разве что жевала и глотала медленнее обычного.

Мама вытолкала меня в шею, и все равно я опоздала. Сева с Измайловым уже насытились. Мальчик спал на диване, укрытый пледом, Вик прикорнул рядом в кресле. Комментатор надрывался, голося: «Гол!» Но болельщики на это не реагировали. Я выключила телевизор и поднялась к себе стелить сыну постель. Тут меня снова достала беспокойная мама:

— Поленька, дочка, я торопилась спасти Севу и запамятовала. А ведь звала тебя, чтобы отдать письма из Израиля и Америки. Твои друзья упорно шлют их на мой адрес.

Пришлось смотаться туда-сюда снова. Ждать до утра было выше моих сил. Откровенно говоря, я замоталась настолько, что стала забывать и о свободе, и о милом сердцу трепе с приятными людьми, обо всем окружающем нашу девятиэтажку мире, да о космосе, наконец. Физиологи утверждают, что функция творит орган. Меня творило неуемное любопытство ко всему и всем, призвание, пусть непрочно и ненадолго, всех связывать. Измайлова творило призвание восстанавливать справедливость, то бишь равновесие, разграничивать белое и черное, добро и зло. Мы были разными, и это замечательно. Но я явно перестаралась, вникая в его служебные проблемы. Он разгребал грязь, он был добровольцем в чумном бараке много лет. Я думала об этом и обливалась слезами над эпистолами Нинели Михайловны, Зория и Муси, пришедшими из-за океанов.