Пикировщики - [2]

Существенного ущерба городу налет не причинил, но жертвы были и среди населения. Защищая подступы к столице, отличился командир эскадрильи 11-го истребительного авиационного полка капитан К. Н. Титенков. Приближаясь к строю «хейнкелей», он в лучах прожекторов увидел ведущего группы бомбардировщиков и завязал с ним бой. Избрав удобную позицию, истребитель атаковал фашиста и меткой очередью поджег его. Самолет врага врезался в землю недалеко от Рузы. Остальные бомбардировщики повернули назад. За этот свой первый воздушный бой отважный пилот был награжден орденом Ленина.

Сигнал воздушной тревоги теперь раздавался в нашем общежитии почти каждую ночь. А всего за последующие тридцать ночей авиация противника совершила на Москву более двадцати налетов. Немцы ходили большими группами — от 50 до 200 самолетов, но к городу прорвалось лишь несколько десятков бомбардировщиков. От налетов больше всего пострадали жилые дома, здания культурно-бытового назначения, а не заводы и не военные объекты. Бомбы врага упали и на подмосковные села. В результате бомбардировок за этот период 736 москвичей погибли, 3513 — получили ранения.

* * *

Учеба моя на курсах завершалась, в Перхушково стали прибывать слушатели нового потока. Все с большей тревогой мы, завтрашние полпреды партии на фронте, в огне сражений, вслушивались в скупые слова сводок Совинформбюро, вчитывались в газетные строки информации и фронтовых корреспонденции. Все чаще собирались небольшими группами в свободные минуты и заводили разговор о причинах неудач на фронтах войны, охватившей огромное пространство от Баренцева моря до Черного.

Чем обусловливались развивающиеся не в нашу пользу действия на полях сражений, почему наша армия не может сдержать наступление фашистских орд, — об этом мы горячо спорили, с волнением обговаривали каждую неудачную попытку Красной Армии удержаться на том или ином рубеже. Не получая удовлетворительных ответов в опорах и коридорных дискуссиях, обращались с вопросами к авторитетным преподавателям. Но они свои суждения высказывали осторожно. Одни не очень уверенно пытались акцентировать внимание на факторе внезапности нападения, другие делали упор на притупление бдительности, неосведомленность нашей разведки, на беспечность командования приграничных округов. Высказывались, конечно, мнения и другие, в частности, о превосходстве сил противника, о более совершенном, чем у нас, оружии врага, накопленном для войны в огромных размерах.

Словом, умудренные теоретическими знаниями наши авторитеты не смогли в то время объективно и всесторонне дать оценку первоначальному, тяжелейшему для армии и всего государства периоду войны. Об этом уже в послевоенные годы скажут документы партии, исследования военных историков, труды ученых и специалистов.

А пока после каждой новой вести с фронта мы собирались у карты, по-своему оценивали ту или иную обстановку, пытаясь определить тот счастливый рубеж, на котором наконец Красная Армия остановит зарвавшегося врага и с которого начнется изгнание оккупантов с советской земли. Мы твердо верили в непобедимость социалистического строя, в могущество нашего государства и его народа, в силу и мудрость родной Коммунистической партии и с нетерпением ждали того дня, когда сами с оружием в руках вольемся в ряды защитников Отечества.

Многие слушатели курсов уже обращались к командованию с настоятельной просьбой поскорее отправить на фронт.

— Отправим, — отвечал начальник курсов, — всему свое время.

И вот наши ряды стали уменьшаться. Слушателей одного за другим вызывали в Главное политическое управление Красной Армии, в ГлавПУР, как в обиходе называли мы высший армейский политорган. Там политработники получали назначения и сразу уезжали в действующую армию, а иные — пока в тыл, на формирование новых частей и соединений.

В те дни меня, как, видимо, и моих товарищей по курсам, невольно тревожил вопрос: готов ли я к боевой работе, к самому главному экзамену — на мужество в бою, на профессиональную зрелость? Взвешивал все. И смертельную опасность, и жестокие требования войны к каждому из нас — командиру, политработнику, красноармейцу, — и возможные самые тяжкие испытания. Взвешивал и приходил к выводу: да. воевать я готов, готов бороться с врагом до последней капли крови!

Задумываясь в те дни над прожитым и пережитым, не раз обращался мыслью к давним беспокойным, но овеянным революционной романтикой 20-м годам, к будням задорной нашей комсомольской юности.

* * *

Весна в 1925 году пришла к нам необычно рано. Ее теплое живительное дыхание быстро пробудило природу. Только что пережив неурожайные годы, мы встречали ее с добрыми надеждами. Жизнь в родном поселке Шарье, да и во всей нашей Костромской губернии, постепенно налаживалась, уверенно входила в прочную социалистическую колею. Новая экономическая политика — нэп — делала свое сложное, порой противоречивое, но без сомнения полезное для утверждения социализма дело.

Напротив государственного магазина с примечательным, рожденным революцией названием «Смычка» группа проворных нэпманов в короткий срок соорудила новый двухэтажный дом. В нем открылся универсальный магазин. На базарной площади и у железнодорожного вокзала выросли длинные ряды ларьков, торговых палаток.