Пикировщики - [2]

Так произошло и в 13-м. При первом же знакомстве полковник Ушаков, рассматривая строй вновь прибывших, задержал пристальный взгляд на Усенко.

— Пожалуй, начнем с тебя, сын Донбасса, — сказал командир полка и приказал: — Представьтесь!

Все были очень удивлены, что полковник, не листая личных дел, точно определил, откуда летчик родом. Константин, услышав обращение, тоже смутился, но не растерялся, ответил спокойно и громко:

— Младший лейтенант Усенко. Из Донбасса.

— Значит, я не ошибся. — Ушаков добродушно улыбался. — Впрочем, ошибиться трудно. Как у вас в Донбассе называют горы породы, что ссыпаются возле шахт? Терриконами? Вот если ту гору опрокинуть и поставить на вершину, то по конфигурации это будешь ты, Усенко: рост и ширина плеч подходящие! Правда, по габаритам до террикона ты пока не дотянул, — продолжал шутить полковник, — но, думаю, не все потеряно. Сколько тебе сейчас лет? Двадцать? Вот доживешь до моих, будешь в самый раз. А по крепости ты, как видно, и теперь не уступишь антрациту? Эко вымахал!

В самом деле, Константин был крепкого телосложения, высок ростом. Его движения были быстры и легки. Ясные голубые глаза, русые, слегка вьющиеся волосы и застенчивая улыбка, свидетельствовавшая о его добрых душевных качествах, вызывали к нему расположение. Друзьям с ним было так же легко и надежно.

Когда приступили к тренировкам на Ар-2, Усенко вырвался вперед. Если все молодые летчики, чтобы добиться права на самостоятельный полет, должны были сделать по восемь — десять полетов с инструктором, то Константин вылетел с третьего: летал он безукоризненно, и это сразу заметили опытные проверяющие тяжелый самолет в его руках становился легким и послушным.

Потом мы стали нести боевые дежурства. 13-й авиаполк тогда базировался в авиагородке Россь под Белостоком, вблизи государственной границы. Время было неспокойное: в Европе бушевала война, граница и воздушное пространство в нашем районе часто нарушались, и потому принимались меры по улучшению базирования авиации. С марта 1941 года в Росси начали строить ВПШ — взлетно-посадочную полосу с твердым покрытием, и авиаполк был переброшен в лагерь на полевой аэродром близ села Борисовщизна, там приведен в повышенную боевую готовность: с рассвета до темпа эскадрильи замаскированных самолетов с подвешенными бомбами и вооружением, с экипажами стояли наготове. Это было очень утомительно. Дежурства отрывали от плановой учебно-боевой подготовки, так необходимой нам, молодым, но иного выхода не было.

В полку было пять эскадрилий по двенадцать экипажей в каждой. Дежурили обычно три из них, остальные учились, летали. Через сутки эскадрильи сменялись.

В те месяцы накануне войны мы в учебных полетах осваивали новый метод бомбометания — с пикирования: на боевом курсе пилот прерывал прямолинейный полет бомбардировщика и направлял машину вниз — пикировал на цель до определенной от нее высоты, потом сбрасывал бомбы и выравнивал машину. Такой метод был во много раз эффективнее бомбометания с горизонтального полета, так как цели поражались с большей точностью, но по технике исполнения он был намного сложнее, к тому же требовал специальных самолетов.

Наша авиапромышленность в конце тридцатых годов выпускала небольшое количество таких бомбардировщиков конструктора Архангельского — Ар-2. Они были двухмоторными, трехместными, внешне походили на СБ (скоростные бомбардировщики). Таким образом, Ар-2 был первым серийным советским пикировщиком, а мы, стало быть, — первыми летчиками-пикировщиками. В конце 1940 года в серию запустили другой, более совершенный тип такого самолета «петляков», ставший впоследствии знаменитым. Но на вооружение он начал поступать только в 1941 году, и до войны им вооружили всего один авиаполк 12-й. Появление Пе-2 представляло собой уже новый шаг в развитии метода бомбометания с пикирования.

Должного опыта бомбометания с пикирования в то время еще не имелось. Мы получили соответствующие инструкции и методические указания. Но одно дело читать по бумаге и совсем другое — выполнять в воздухе. Инструкции имели погрешности, и нам приходилось их уточнять, дополнять, разрабатывать новые тактические приемы. Поэтому наши учебные полеты больше походили на исследовательские. После каждого вылета нас собирали командиры и на основе донесений наблюдателей и докладов экипажей скрупулезно, по минутам анализировали действия пилотов и стрелков-бомбардиров (так с 1941 года стали называть летчиков-наблюдателей).

Полигон находился на пустыре в Беловежской пуще. Там известью на земле были нарисованы контуры танков, автомашин, артиллерийских батарей и просто круги с крестами посередине. Эти наземные цели мы и бомбили цементными бомбами. Но постепенно от полета к полету росло наше умение, шлифовалось мастерство. К весне 1941 года мы владели таким методом бомбометания достаточно уверенно.

В начале июня нашему авиаполку приказали подготовиться к переходу на Пе-2. Сразу в центр переучивания, находившийся на одном из подмосковных аэродромов, были направлены экипажи инструкторов, в том числе и наш. В субботу 21 июня мы были на месте. А утром в воскресенье грянула война. Нас задержали в Москве.