Пикассо в «Ловком кролике» - [2]

.

ЭЙНШТЕЙН: Принимается. Где у вас туалет?

ГАСТОН: За той дверью.

ЭЙНШТЕЙН: Спасибо.

ЭЙНШТЕЙН выходит. Входит официантка ЖЕРМЕН, 35 лет, подруга ФРЕДДИ.

ЖЕРМЕН: Простите, я опоздала.

ГАСТОН: Вы не опоздали. Вы — третья.

ЖЕРМЕН проходит за стойку бара, наливает спиртное, делает глоток.

ФРЕДДИ: Где ты была?

ЖЕРМЕН: Дома, дорогой.

ФРЕДДИ: И что делала?

ЖЕРМЕН: Сидела перед зеркалом.

ФРЕДДИ: Зачем?

ЖЕРМЕН: Просто сидела и смотрела. Думала, к чему вся эта суета. И потом, зеркало — как память: если им не пользуешься, она теряет силу отражения.

ФРЕДДИ: Все же, постарайся впредь не опаздывать, дорогуша.

ЖЕРМЕН: Не будь таким занудой, все равно все без толку.

ФРЕДДИ: Ты опаздываешь четвертый день подряд.

ЖЕРМЕН: Ну что ты пристал? Не стоит, Фредди. Давай любить друг друга, как вчера (целует его). Чтобы завтра я могла сказать: «Давай любить друг друга, как вчера». (Снова целует его). Всегда. (Еще один поцелуй). Всегда.

ФРЕДДИ(отходит): ОК, всегда.

ЖЕРМЕН: (выходит из-за стойки): Я люблю тебя, хотя ничего от тебя не получаю.

ФРЕДДИ: Что?

ЖЕРМЕН(как если бы «О, ничего!»): Ничего.

ЭЙНШТЕЙН возвращается в кафе. Не обращая ни на кого внимания, говорит сам с собой, при этом рисует.

ЭЙНШТЕЙН: Я буду сидеть там. Я здесь, чтобы встретить кого-то. Женщину. В шесть. В «Баре Руж». (к ФРЕДДИ) Правильно?

ЖЕРМЕН: «Бар Руж»? Это не…

ГАСТОН: Не продолжайте…

ЖЕРМЕН: Гастон, попалась какая-нибудь краля сегодня?

ГАСТОН: Видел одну вчера после закрытия магазинов. Пытался удержать ее в своей памяти, но она растаяла. Все, что помню, так это белую льняную блузку и шелест бюстгальтера под ней. Все равно, что сладкий крем под вуалью пирожного.

В кафе входит привлекательная 19-летняя девушка, СЮЗАНН. Она хороша, и знает это, и, наверняка ее прогулка до «Ловкого кролика» добавила немало разбитых мужских сердец.

СЮЗАНН: Я слышала, сюда заходит Пикассо.(Пауза. Все смотрят на нее.). Это верно?

ФРЕДДИ: Иногда.

СЮЗАНН: А сегодня?

ФРЕДДИ: Возможно.

Его ответ радует СЮЗАНН. Она достает из сумочки какую-то одежду. Поворачивается спиной к публике и расстегивает блузку. Но перед тем, как снять ее, останавливается и говорит. Первому — ФРЕДДИ.

СЮЗАНН: Отвернитесь. (Затем ЭЙНШТЕЙНУ). И вы тоже. (Смотрит на ГАСТОНА). Да и вы тоже. (Снимает блузку, открывая черный бюстгальтер. Надевает новую блузку, с соблазнительным верхом). Можно смотреть.

ГАСТОН: Черт возьми!

ФРЕДДИ: В чем дело?

ГАСТОН: Только сейчас сообразил, что все, что я ношу на себе, приносит мне счастье. Я не выхожу на улицу без «моей счастливой шляпы, без моего счастливого пальто, без моей счастливой рубашки».

СЮЗАНН: Я бы выпила немного вина.

ЖЕРМЕН: Какого?

СЮЗАНН: Красного, пожалуйста.

ЖЕРМЕН берет бутылку у ФРЕДДИ.

ЖЕРМЕН: Вы знакомы с Пикассо?

СЮЗАНН: Виделись дважды.

ЖЕРМЕН: Он знает, что вы придете?

СЮЗАНН: (так, как если бы «Еще бы!»): Думаю, он будет рад увидеть меня.

ЭЙНШТЕЙН: Кто такой Пикассо?

ЖЕРМЕН, ФРЕДДИ, СЮЗАНН: Художник…

ФРЕДДИ: Художник или говорит, что художник. Я никогда не видел его картин, только знаю, что он сам говорит. Помешан на голубом, говорят.

СЮЗАНН: О, да, он художник. Я видела его картины. Он дал мне рисунок.

ФРЕДДИ: И каковы они?

СЮЗАНН: Странные, правду сказать (указывает на картину на стене). Совсем не такие, как эта.

ФРЕДДИ: Ничего особенного в ней нет. Взята из дома моей бабушки, когда она умерла, вернее, когда умирала. Овцы на лугу в тумане. Замечательно.

ЭЙНШТЕЙН: Это не то, что на ней вижу я.

ФРЕДДИ: И что же здесь видите вы (задерживая дыхание) Эйнштейн?

ЭЙНШТЕЙН: Я предпочитаю смотреть в даль. Когда овцы становятся все меньше, смешиваясь с туманом и ландшафтом. В общем, я вижу «мощь ландшафта над малыми вещами». Для меня лишь смысл сообщает картине ценность.

ГАСТОН: (в смятении): О господи! Овцы. Луг. Туман. Круг замкнулся.

ЖЕРМЕН: Возникает проблема.

ЭЙНШТЕЙН: Да?

ЖЕРМЕН: Мне кажется, что, если вы цените в картине только смысл, тогда любая плохая картина, если в ней есть смыл, столь же хороша, как и любая хорошая.

Возникает пауза, во время которой все думают.

ЭЙНШТЕЙН: О, женщины!

ГАСТОН: Я бы выпил вина. Цель вина состоит в том, чтобы сделать меня пьяным. От плохого вина я буду пьян так же, как и от хорошего. Я предпочитаю хорошее вино. Но так как результат от качества не зависит, я бы предпочел заплатить за хорошее вино по цене плохого. Эйнштейн, ты это хотел сказать?

ФРЕДДИ: Не думаю, что он до этого мог бы додуматься, Гастон.

СЮЗАНН(роется в сумке и достает сложенный кусок бумаги). Хотите посмотреть на рисунок, который он мне дал? (Дает его ЭЙНШТЕЙНУ. Тот берет его, спускается со сцены и подносит листок к свету).

ЭЙНШТЕЙН: Никогда не думал, что двадцатый век явится передо мной так причудливо… нацарапанным карандашом на листке бумаги. Хотя именно так предстают перед первооткрывателем предметы, которым тысячи лет. Я счастлив сегодняшним вечером, я готов принять это. В другое время я мог бы посмеяться над ним или высмеять его. Кстати, почему этого не случилось раньше? Почему это не пришло в голову Рафаэлю?

ФРЕДДИ: Что скажите о рисунке?

ЭЙНШТЕЙН(с невинным взглядом): Как вам сказать…

ФРЕДДИ: Ха, дайте-ка мне (смотрит на рисунок)