Пикассо - [35]

Шрифт
Интервал

Посреди комнаты стояло цинковое корыто, в котором хранились книги Поля Клоделя и Фелисьен Фагу. В углу, где после переезда в студию устроилась Фернанда, Пикассо поместил на стене нечто, что вызвало у нее недоумение. В первые дни их знакомства он написал ее портрет и поместил его в рамку, сделанную из ее голубой блузки, которую она дала ему по его просьбе для этой цели. С помощью Макса Жакоба, доставшего ему две голубые вазы и искусственные цветы, он частично из любви, частично в шутку поместил этот портрет, как икону на алтаре. Фернанда никогда не могла понять, было ли это «творение» отголоском того, что он называл «мистикой», или просто причудливой шуткой, чтобы лишить ее душевного покоя.

Появление Фернанды отнюдь не привело к разрыву его связей с друзьями. Более того, близкие отношения с Максом Жакобом намного пережили чувства Пикассо к Фернанде.

В кругу поэтов

Хотя Пикассо всегда стремился оставаться в часы работы один, ему это редко удавалось. В Париже, как и в Барселоне, его тяготение к миру литераторов позволило ему встретиться с рядом выдающихся личностей, что имело большое значение и для него, и для его друзей. В баре неподалеку от вокзала «Сен-Лазар» Пикассо познакомился с темпераментным, блестящим поэтом, наполовину итальянцем, наполовину поляком, для которого Франция стала родиной и который изменил свою фамилию Костровицкий на Аполлинер. Вот как Макс Жакоб описывал нового знакомого своего друга: «Не переставая спокойно, но осуждающе разглагольствовать о Нероне и не глядя на меня, он машинально протянул мне короткую сильную руку, которую можно было принять за лапу тигра. Окончив речь, он встал, сграбастал всех нас своими ручищами, и через минуту мы уже шли по темной улице, нарушая ее тишину взрывами смеха. Так начались для меня самые незабываемые дни». Эта встреча положила начало новому периоду в их жизни. В их круг вошло еще немало художников и поэтов. Их тесное сотрудничество окажет плодотворное влияние на творчество каждого из них.

Интерес Пикассо к поэтам нашел в них не менее горячий отклик. По мере роста его знакомств рос и его престиж среди них. Альфред Жарри вплоть до своей смерти в 1907 году оставался большим другом молодого художника. Огромный талант, остроумие и эксцентричность поэта произвели на Пикассо сильное впечатление, и его влияние на приобретавшего все большую известность испанца ощущалось долго после смерти друга. Созданные им произведения, как, например, «Патофизика», и вызывающий образ грубияна Пера Убю импонировали Пикассо и еще больше подмывали его саркастически обрушиваться на условности в любой форме. Способность Жарри мастерски пользоваться таким опасным оружием, как сатира, действовали на Пикассо заражающе. И хотя озорство пьес его друга шокировало французскую аудиторию, эти пьесы побуждали Пикассо с его испанским темпераментом к безжалостному отбрасыванию общепринятых канонов.

Частыми гостями в студии Пикассо стали Пьер Риверди и Морис Рейналь, Шарль Вильдрак, Жорж Дуамель и Пьер Макорла. Хозяин испытывал наслаждение от их глубоко интеллектуальных бесед и их высокой оценки его работ. Во многом их влекло друг к другу потому, что они были абсолютно противоположными натурами. Как правило, Пикассо во время бесед хранил молчание; лишь изредка его мысли находили бурное выражение в форме неожиданного парадоксального замечания или убийственной шутки. Создавалось впечатление, будто он постоянно вел наблюдение: его глаза быстро перебегали с одного собеседника на другого, он прислушивался к их словам и впитывал их. Его друзья, напротив, пространно и глубокомысленно рассуждали о сложных материях. В свою очередь, их привлекало его загадочное и спокойное отношение к своему таланту, порывистость, оригинальность самовыражения и глубина его работ. Частые визиты в его студию друзей побудили как-то одного их них шутливо предложить повесить над дверью табличку с надписью: «Au Rendezvous des Poets» («Встреча поэтов»). Днем там обычно бывали Аполлинер, Макс Жакоб и Маноло. Фернанда вспоминала, что в течение лет, проведенных в «Бато Лавуа», они редко сидели за столом одни. Она обычно готовила обед для всей компании на плитке, если, как это иногда случалось, ее обожатель, торговец углем, не заглядывал к ним и не приглашал пообедать. «Надо было слышать благородный голос Аполлинера, когда мы гурьбой вываливались из студии и направлялись в дом любезного хозяина», — вспоминала она много лет спустя.

«Розовый» период

В первые годы после окончательного возвращения Пикассо в Париж в его картинах преобладал голубой цвет. «Меня окружает голубой мир», — повторял он. Атмосфера и приемы «голубого» периода характерны для картин, созданных осенью и зимой 1904 года. Некоторое исключение составляла лишь одна крупная работа, выполненная в серо-голубых тонах. При создании этого полотна ему позировала прачка, жившая и работавшая в том же доме, где находилась студия художника. Она изображена держащей утюг, на который она налегает всем телом. Если не считать улыбки на ее бледном лице, длинные иссохшиеся руки прачки и убогость пустой комнаты свидетельствуют о безысходной нужде. Одно ее плечо, поднятое под острым углом, чем-то напоминает грустную позу старого гитариста с другой картины Пикассо. В обеих картинах ощущается влияние Эль Греко со свойственным ему манерным искажением человеческих фигур и его средневековых предшественников.


Рекомендуем почитать
В.Грабин и мастера пушечного дела

Книга повествует о «мастерах пушечного дела», которые вместе с прославленным конструктором В. Г. Грабиным сломали вековые устои артиллерийского производства и в сложнейших условиях Великой Отечественной войны наладили массовый выпуск первоклассных полевых, танковых и противотанковых орудий. Автор летописи более 45 лет работал и дружил с генералом В. Г. Грабиным, был свидетелем его творческих поисков, участвовал в создании оружия Победы на оборонных заводах города Горького и в Центральном артиллерийском КБ подмосковного Калининграда (ныне город Королев). Книга рассчитана на массового читателя. Издательство «Патриот», а также дети и внуки автора книги А. П. Худякова выражают глубокую признательность за активное участие и финансовую помощь в издании книги главе города Королева А. Ф. Морозенко, городскому комитету по культуре, генеральному директору ОАО «Газком» Н. Н. Севастьянову, президенту фонда социальной защиты «Королевские ветераны» А. В. Богданову и генеральному директору ГНПЦ «Звезда-Стрела» С. П. Яковлеву. © А. П. Худяков, 1999 © А. А. Митрофанов (переплет), 1999 © Издательство Патриот, 1999.


«Еврейское слово»: колонки

Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.


Градостроители

"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.


Воспоминание об эвакуации во время Второй мировой войны

В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.


Старорежимный чиновник. Из личных воспоминаний от школы до эмиграции. 1874-1920 гг.

Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.


Есенин: Обещая встречу впереди

Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.


Рембрандт

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.


Жизнеописание Пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.


Алексей Толстой

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.