Пикассо и его женщины - [16]

Пикассо стал именовать ее Евой, вероятно, для того, чтобы убедить в том, что именно она первая и единственная женщина в его жизни. А может быть, это он себя хотел в этом убедить…

На момент знакомства и Пикассо, и Марселла были в постоянных отношениях, но они, не задумываясь, разрушили их, целиком отдавшись новому чувству. При этом, как принято считать, Марселла Юмбер не стала для гения любовницей-однодневкой, он влюбился в нее по-настоящему.

С приходом в его жизнь этой хрупкой и изящной, как статуэтка, женщины, которую Пикассо ласково называл Куколкой, многое в его жизни изменилось.

* * *

Однажды он спросил у нее:

— У тебя есть дети?

Он просто вдруг подумал, что совсем ничего не знает о Марселле.

— Нет. И я никогда не была замужем. Впрочем, в наше время это и не обязательно, и большинство моих подруг, родивших детей, не замужем. Но у меня детей нет.

Пикассо отметил, что Марселлу, похоже, вполне устраивает такое положение вещей.

— Извини, — смущенно улыбнулся он.

— Извиняться тут не за что, — усмехнулась Марселла. — Я знаю, это ужасно — признаваться в подобных вещах, но у меня никогда не было желания иметь детей. Наверное, на свете есть много людей, которые могут быть отличными родителями, но что-то подсказывает мне, что я не отношусь к их числу. Мне никогда не хотелось брать на себя такую ответственность.

Пикассо подобная постановка вопроса очень даже устраивала. Ему тоже в тот момент совсем не нужны были дети.

А потом они отправились путешествовать по Европе, упиваясь своей любовью. Им хотелось лишь одного — не встречать никого из знакомых, чтобы всегда оставаться только вдвоем. Имя Ева символизировало для художника внутреннее обновление: Ева — первая женщина на Земле, а он, соответственно, Адам — первый мужчина.

На холстах Пикассо тут же появились радостные и жизнеутверждающие акценты. Ради Марселлы он готов был совершать любые сумасбродства.

У художников есть особый рецепт завоевания женских сердец — они их рисуют, и это трудно сравнить с каким-либо другим видом ухаживания.

Однажды Гертруда Стайн навестила Пикассо, когда он заканчивал работу над картиной «Моя красавица». «Это не может быть Фернанда Оливье», — догадалась она.

Это, действительно, была не Фернанда — на полотне была изображена Марселла Юмбер, и картина «Моя красавица» стала его первым художественным признанием в любви к ней.

А затем вышла целая серия полотен под общим названием «Я люблю Еву».

Ну а что Марселла? Он ответила взаимностью на подобное признание в любви, ступив тем самым на скользкую дорожку небезопасных отношений с Пикассо.

* * *

В 1912 году Пикассо снял квартиру на Монпарнасе, на бульваре Распай, в доме 242, а затем перебрался на находившуюся по соседству улицу Шёлшер (rue Schoelcher), в дом 5-бис. Жан-Поль Креспель по поводу этого переезда пишет:

«Пикассо, ненадолго остановившись на бульваре Распай, поселился на улице Шёлшер, напротив кладбища, в новом доме с лифтом — роскошью, приводившей в восторг его друзей. Причиной переезда явилось не только исключительно тонкое чутье, подсказавшее ему, что современное искусство переметнулось именно на Монпарнас, но также стремление оказаться подальше от вспыльчивой Фернады Оливье — его большой любви “розового периода”, которую он не так давно оставил».

Там Пикассо поселился вместе с Марселлой и там начал зарождаться его новый стиль. Это были кубистические натюрморты, в которых она часто предстает в виде гитары, покоящейся рядом с пачкой табака и трубкой — например, картина «Скрипка. Я люблю Еву».

Марселла была полной противоположностью высокой, крепко сложенной и шумной Фернанде, к 30 годам уже утратившей очарование и загадку молодости. Жан-Поль Креспель называет ее «очаровательной, хрупкой и элегантной». На полотнах Пикассо Марселла такой и появляется, но в виде символа изящества, легкости и невесомости. Именно поэтому ее гармоничный образ у художника и связывается с музыкой и музыкальными инструментами.

Это удивительно, но Пикассо, обычно «кричащий» с полотен о своей любви, не создал ни одного реалистического портрета Марселлы. То есть в его интерпретации мы не имеем ничего, что могло бы дать нам представление о ее реальной внешности. Да и вообще, когда создавалась галерея изображений женщин Пикассо, удалось найти лишь два ее фотоснимка, да и то плохого качества. (На одном — она, одетая в кимоно, стоит на фоне закрытой двери, на другом, сделанном двумя годами позже, — сидит у большого стола, а у ее ног спит немецкая овчарка.)

Итак, не существует ни одного «нормального» портрета Марселлы кисти Пикассо, поскольку они познакомились в разгар его увлечения кубизмом, который они изобрели вместе с Жоржем Браком. А это, как известно, наиболее оторванное от реальности течение в современной живописи. Это значит, что в период увлечения Марселлой Юмбер на полотнах Пикассо уже не могло быть обычной натурщицы, а могли быть лишь некие формальные композиции. Но Пикассо все-таки сумел обессмертить ее имя, хотя довольно странным способом: на нескольких его полотнах есть надпись «Радость моя», а на двух написано «Я люблю Еву».

* * *