Пиджин-инглиш - [31]
В дверях появляется Куряга Лил. Я отпасовываю Джордану.
Джордан:
— Сделай вид, что не заметил ее.
Куряга Лил живет на втором этаже. Собирает на улице окурки, отсюда прозвище. Видел собственными глазами. Она их, правда, не курит, только складывает в карман. Ей лет двести, такая старая. Когда она была маленькая, автомобилей еще не изобрели и каждый день шла война. Она всегда одета одинаково, ни пальто, ни чулок, даже если идет дождь. Ноги у нее тощие-претощие, как у птицы. И она вечно повторяет одно и то же.
Куряга Лил:
— Мать-твою-блядь!
Чесслово, такой жохан. Ей меня убить — раз плюнуть. Поубивала уже массу детей, а полиции дыму в глаза напустила. Поколдовала легонько и скрыла ужасную правду. Я притворился, что не заметил ее, на мяч уставился. Куряга Лил нажала кнопку лифта. Я был готов за одну секунду слинять.
Джордан ударил по мячу Прямо ей в ноги попал. Она так и оторопела. Послышался хруст костей.
Куряга Лил:
— Мать-твою-блядь!
Джордан:
— Извините! Я не нарочно!
Подъехал лифт, и Куряга Лил вошла в кабину Джордан опять пнул мяч. И снова угодил в старушенцию.
Джордан:
— Кочерыга вонючая!
Пока двери не закрылись, Куряга Лил не сводила с меня голубых психанутых глаз. Подумала, это я постарался. Несправедливо это. Я только пасы принимал. Что по мячику без толку лупить, терпеть не могу Теперь Куряга Лил мой заклятый враг (так Алтаф называет злодеев, которые стремятся уничтожить супергероя). Вся надежда на то, что мой дар сильнее, чем ее.
Я:
— Что ты натворил, она нас теперь поубивает!
Джордан:
— Не бзди. Пусть только рыпнется. Я ее на ленточки порежу.
И Джордан показал мне нож. Я даже не заметил, откуда он его достал. За миллион лет бы не догадался. У ножа была зеленая ручка, как у маминых. Ни дать ни взять ее нож для помидоров. Даже, пожалуй, круче.
Джордан:
— Это мой нож для военных действий. Пусть только попробуют ко мне прикопаться, когда начнется война. Мало не покажется.
Он посмотрел на нож такими глазами, словно это его самая любимая вещь на свете, и показал мне, куда его спрятать, чтобы никто не заметил. Удобнее всего — в штанину, только надо придерживать за ручку, чтобы не вывалился. Если пояс на резинке, то можно и не придерживать. Или клади в карман.
Джордан:
— Смотри, какой острый.
И принялся царапать на стене. Вырезал писюна, да так, словно ручкой это делал.
Джордан:
— Тебе без ножа никак. Я тебе принесу, у мамы их немерено.
Я:
— Спасибо, не надо. Мне не нужно.
Джордан:
— Еще как нужно! Всем нож нужен. Раздобудь такой же, как у меня, и мы будем братья по оружию, чел. В чем дело, не хочешь побрататься со мной?
Он покрутил ножом у меня перед носом, словно замок хотел открыть. Типа я и был этот замок. Все поплыло у меня перед глазами, как в замедленной съемке.
Джордан:
— Ну и рожа! Обосрался, что ли?
Я:
— Ничего подобного! И не смешно!
Все трындят, что очередная война объявлена, а я ее признаков не вижу. Столько войн кругом, со счета можно сбиться.
Войны
Ученики против учителей.
Средняя школа «Нортвелл Мэнор» против средней школы «Либридж».
Сонная Лощина против банды из Льюси-Хилл.
Эмо против гопников.
Турция против России.
«Арсенал» против «Челси».
Черные против белых.
Полиция против детей.
Бог против Аллаха.
«Цыплята Джо» против KFC.
Кошки против собак.
Чужие против хищников.
И все эти войны проходят мимо меня. Не понимаю. Ни одно окно не разбито, с вертолетов не стреляют, только светят прожекторами. Какая же это война? Ничего похожего.
Я даже не знаю, на чьей я стороне. Мне никто ничего не сказал.
Пока мама мылась в душе, я вытащил из набора помидорный нож. Просто опробовать. С острым концом надо быть поосторожнее. Я ловко держал нож и кромсал воздух, будто передо мной враг. Потом спрятал нож в штанину и прошелся с ним, типа на самом деле кругом война. Вообразил, что Господь забыл про меня и я могу действовать, как в бою, и мне все сойдет с рук.
Я:
— Идет война! Господь забыл про меня! Папа забыл про меня! Все фонари на улицах разбиты, и за нами гонятся волки! Каждый за себя! (Все это произносил мой внутренний голос.)
В конце концов я положил нож на место, а то получалось как-то чересчур. Острый он очень. Запросто может ноги отчекрыжить. Забудешь, что в штанах нож, усядешься на лезвие и пропорешь. Если начнется война, я лучше убегу Я быстрее всех бегаю во всех седьмых классах, разве что Бретт Шоукросс способен меня догнать.
Росс Келли получился такой, потому что в раннем детстве кто-то добавил в его молоко кислоты. Все так думают. Вечно он высовывает язык, когда пишет контрольные, говорит, это помогает ему сосредоточиться. А по-моему, вид у него делается дебильный, только и всего. Я пробовал высовывать язык, но быстрее все равно не пишется. Зато язык мерзнет и сохнет.
Если Росс Келли опять обзовет Поппи четырехглазой, я его в окно выкину. Я ему позволил посмотреть в мой бинокль только потому, что он чуть не на коленях умолял.
Я:
— Сейчас очередь Поппи!
Росс Келли:
— На что ей бинокль, она и так четырехглазая.
Поппи:
— Отвали!
Я:
— Отвали, вонючка!
Я подошел к окну кафе, а Поппи поднялась по библиотечной лестнице и посмотрела на меня в бинокль. Пусть теперь расскажет, что я делал.
Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.
История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков. Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.
Джозеф Хансен (1923–2004) — крупнейший американский писатель, автор более 40 книг, долгие годы преподававший художественную литературу в Лос-анджелесском университете. В США и Великобритании известность ему принесла серия популярных детективных романов, главный герой которых — частный детектив Дэйв Брандсеттер. Роман «Год Иова», согласно отзывам большинства критиков, является лучшим произведением Хансена. «Год Иова» — 12 месяцев на рубеже 1980-х годов. Быт голливудского актера-гея Оливера Джуита. Ему за 50, у него очаровательный молодой любовник Билл, который, кажется, больше любит образ, созданный Оливером на экране, чем его самого.
О чем эта книга? Об американских панках и африканских нефтяниках. О любви и советском детстве. Какая может быть между всем этим связь? Спросите у Вадика Гольднера, и он ответит вам на смеси русского с английским и португальским. Герой нового романа Александра Стесина прожил несколько жизней: школьник-эмигрант, юный панк-хардкорщик, преуспевающий адвокат в Анголе… «Троя против всех» – это книга о том, как опыт прошлого неожиданно пробивается в наше настоящее. Рассказывая о взрослении героя на трёх континентах, автор по-своему обновляет классический жанр «роман воспитания».