Пианистка - [75]

Сексуальную привлекательность для мужчин, убиваемую разумом, она может возместить красивым внешним видом. Клеммеру не терпится вознестись на крыльях любви высоко в небо, не обращая внимания на путевые указатели, установленные в письме. Вот ее письмо, почему он его не вскрывает? Эрика смущенно возится со своей свободой и волей, которые могут спокойно уйти в отставку; мужчина совершенно не понимает этой жертвы. Она ощущает, как от этого состояния безвольности веет на нее загадочным волшебством, очень сильно возбуждающим. Клеммер легкомысленно шутит: «Я уже потихоньку теряю желание». Он угрожает, что это мягкое, мясистое и пассивное тело, что подвижность, ограниченная игрой на рояле, не вызовет в нем сильного желания, если Эрика будет громоздить постоянные препятствия. «Мы наконец-то одни, так давай же начнем!» В ситуации, в которой они оказались, нет пути назад и не будет пощады. Прибегнув к многочисленным обходным маневрам, он наконец достиг того, что проник сюда. Он съест свою порцию и жадно попросит добавки, и гарнир он себе положит большой ложкой. Клеммер отводит ее руку с письмом и говорит, что заставит ее быть счастливой. Он расписывает счастье, которое она почувствует с ним, рассказывает о своих преимуществах и сильных сторонах, говорит о недостатках безжизненного листа бумаги: ведь перед ней — живой человек! И она это скоро почувствует, ведь она тоже живой человек. Вальтер Клеммер с глухой угрозой намекает на то, как быстро некоторые мужчины пресыщаются некоторыми женщинами. Женщине тоже надо уметь подавать себя разнообразно. Эрике, опережающей его на шаг, подобное уже известно, поэтому она требует вскрыть письмо, в котором пишет, как можно при случае удлинить платье их отношений. Эрика говорит; «Да, но сначала прочти письмо». Клеммеру не остается ничего другого, как взять конверт, иначе письмо оказалось бы на полу и он тем самым нанес бы женщине оскорбление. Он страстно покрывает Эрику поцелуями, радуясь, что она наконец-то ведет себя разумно и отзывается на его любовь. За это он одарит ее несказанными любовными благодеяниями, которые так и прут из него, из Клеммера. Эрика приказывает прочитать письмо. Клеммер с неохотой выпускает Эрику из объятий и вскрывает конверт. Он с удивлением читает послание, а потом вслух цитирует отдельные отрывки. Если все, что ею написано, соответствует действительности, то ему придется плохо, а Эрике — еще хуже, он это гарантирует. Как бы он ни старался, он теперь не сможет смотреть на нее как на нормального человека. К той вещи, которую она теперь собой представляет, можно прикасаться только в перчатках. Эрика достает коробку из-под обуви и выкладывает оттуда все накопленные припасы. Она не уверена, на чем он остановит свой выбор, в любом случае ей хочется полностью быть лишенной возможности двигаться. Она хотела бы, чтобы все средства, которые он применит к ней, сняли с нее всякую ответственность. Она хочет ему довериться, но довериться на ее условиях. Она бросает ему вызов!

Клеммер заявляет: порой требуется большое мужество, чтобы отклонить вызов и решить дело в пользу нормы. Клеммер — сама норма. Клеммер читает письмо, читает и спрашивает себя, что воображает о себе эта женщина. Он гадает, действительно ли она пишет всерьез. Что касается его самого, то он совершенно серьезен. Он научился этому, плавая по бурным рекам, где приходилось переживать серьезные опасности и справляться с серьезными ситуациями.

Эрика просит господина Клеммера приблизиться к ней, когда на ней останется только черное нейлоновое белье и чулки! Ей так нравится.

«Мое самое сокровенное желание, — продолжает читать адресат, — чтобы ты подверг меня наказанию». Она хочет, чтобы Клеммер постоянно преследовал ее, как неизбежное наказание, как кара. Она наложит на себя Клеммера как кару и наказание. И пусть он со вкусом и с желанием свяжет, обовьет и прикует ее прочно, плотно, основательно, умело, жестоко, болезненно, утонченно, — опутает всеми веревками, которые она собрала, всеми ремнями и цепями, которые она приготовила. Пусть он сделает все, что в его силах. Пусть он при этом сильно упирается в ее тело коленом: «Пожалуйста, будь добр, сделай так».

Клеммер потешается во все горло. Он считает нелепой шуткой требование изо всех сил двинуть ей кулаком в живот и так навалиться на нее, что она будет лежать неподвижно, словно доска, и не сможет пошевелиться в этих ужасных и сладких путах. Эта женщина демонстрирует себя с новой стороны и, со своей стороны, сильнее привязывает к себе мужчину. Она ищет приключений и не боится никаких вариантов. К примеру, она пишет в своем письме, что будет извиваться в его ужасных путах, словно червяк. «Ты оставишь меня в таком положении на долгие часы и будешь бить меня куда попало, пинать ногами и даже исполосуешь плеткой!» Эрика письменно уведомляет его, что она хочет полностью известись под ним, быть изничтоженной им. Хорошо усвоенные ею навыки послушания требуют роста. И одна мать — это еще не все, если у тебя только одна мать. Она есть и останется в первую очередь матерью, а мужчине нужны свершения, далеко выходящие за эти рамки. Клеммер спрашивает, что она, собственно, вбила себе в голову. Кто она такая, в конце концов, хотелось бы ему знать. Складывается впечатление, что У нее напрочь отсутствует чувство стыда.