Пианист из Риги - [2]
— Что случилось? Почему сидишь здесь? — спросил Мартовой.
— Кран забарахлил окончательно. Сам ничего сделать не могу. Я же вам еще вчера говорил.
— Я вчера звонил Макарову. Но он был в тресте. Ты думаешь, легко выбить ремонтников?! — взорвался Мартовой.
Крановщик повел плечами, — не в духе начальство сегодня.
Мартовой подошел к телефону:
— Михаил Степанович, кран Рукавицына стоит. Что? Я знал об этом вчера, но вас не было... Там не только мотор, там лебедка заедает! Люди нервничают. Значит, после обеда? Хорошо. — И повернулся к Рукавицыну: — Зови ребят к табельщице, пусть отдыхают до обеда.
Мартовой разделся, достал журнал, пододвинул счеты и сел за стол. Надо было готовить сводку, но работа не клеилась. Он был под впечатлением встречи с Захаровым. Ему мучительно хотелось покопаться в его душе.
Весь день он вынашивал мысль покуражиться над Захаровым, и к вечеру его снедало почти маниакальное желание подойти к нему и, как гром с ясного неба, ошеломить. Какое это наслаждение — вторгнуться в чужую жизнь и прервать ее безмятежное течение! Да, он будет смаковать выражение страха на лице Захарова, будет слушать его униженный и бессвязный лепет. Конечно, Захаров начнет всхлипывать, ссылаться на молодость, на обстоятельства и умолять не выдавать его. Ох уж эти обстоятельства! Давно миновала война и оккупация, исчезла и тогдашняя точка зрения на вещи, а теперь, в мирное время, тех «обстоятельств» не понять; так что прощения не будет...
Мысли Мартового путались, и он не замечал противоречивости своих суждений. То ему казалось, что именно такие доводы должен приводить Захаров, то ловил себя на том, что это у него самого заготовлено объяснение причины предательства. Однако он понимал, что ничем нельзя оправдать их преступлений.
Он сознавал, что его затея — это глупость, игра с огнем, мальчишество; но ему с патологической страстью хотелось пощекотать себе нервы, почувствовать радостное упоение от сознания того, что он, Мартовой, вопреки некоей высшей справедливости, все еще живет на свете и к нему еще никто не подошел и не сказал: «Я вас узнал, гражданин преступник!..»
Это циничное кокетничание с самим собой превратило его в прежнего Ставинского — дерзкого и необузданного. Встреча с Захаровым вновь пробудила в нем охотничью страсть к преследованию, травле, — словом он почувствовал возможность, хоть на какой-то миг, побыть в своем прежнем положении. Возвышаться, подавлять — вот мотивы, которые в прошлом толкнули его в бездну. Он нимало не смущался тем, что ему не к лицу разыгрывать роль праведника перед мелкой, в сравнении с ним, преступной сошкой вроде Захарова.
Но было еще смутное желание: поставить себя на место Захарова и посмотреть на себя как бы со стороны. Кроме того, ему требовалась поддержка в зыбкой надежде на то, что все обошлось, все забылось... Ведь явно преуспевал этот Захаров. А чтобы учиться, быть всегда на виду, необходима твердая уверенность в безнаказанности... «Может быть, он знает больше меня, или, может, я излишне мнителен?»
Мартовой с омерзением, медленным взглядом, обвел свою времянку. Неподметенный пол, у порога окурки. («Паршивцы, даже поленились выбросить!»). Затянутые льдом оконца с одинарными рамами, за которыми маячит строящийся дом... Будто череп с десятками черных глазниц... Дверь канючит на все лады, когда ее открывают... Дощатый кособокий стол... И жестяной бачок в углу! Одно слово — времянка! Сколько он их переменил, этих времянок! Сама его специальность как бы исключала постоянное место в жизни. Кочевник! С одной улицы на другую. Жизнь проходит на задворках: среди котлованов, щебенки, куч мусора. Серая, покрытая цементной пылью, как пеплом сгоревших иллюзий... А Захаров? Этот слизняк Захаров? Подумать только — в номерном институте!
Он подойдет к Захарову и посмотрит, как тот, самоуверенный и спокойный, воспримет разоблачение. И если Захаров струсит, то тогда... А что тогда? Ничего... Мартовой отпустит его с миром. Но уйдет человек, а его жизнь станет адом от той неизвестности, которая хуже реальной опасности.
Зазвонил телефон — Мартового приглашали в СМУ к четырем на совещание. Но он запротестовал:
— Нет, я сегодня не могу... Совещание, как всегда, затянется, а я должен в пять быть на переговорной. Вызывает сын из Риги...
Мартовой прохаживался по скверику, расположенному напротив фасада института, и поглядывал на часы. Вот дверь отворилась, с крыльца покатилась густая толпа...
Захаров вышел с какой-то женщиной. Они несколько минут постояли, разговаривая, потом женщина махнула ему на прощание рукой, и они разошлись в разные стороны. Мартовой рассчитывал, что Захаров направится к остановке, и рванулся было к ней наискосок, но тот, закурив, медленно пошел в сторону центра. Мартового охватила нервная дрожь, хотя ему казалось, что он нисколько не волнуется. Он догнал Захарова и пошел следом, в трех-четырех шагах. Он ощущал аромат его сигареты, и снова вся фигура Захарова выражала солидность и спокойствие.
Захаров свернул на Сумскую улицу и зашел в гастроном. Мартовой наблюдал за ним сквозь витрину. Захаров что-то купил в гастрономическом отделе, потом подошел к штучному отделу, купил сигарет и выпил стакан томатного соку.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.