Пи*ец, сказал отец - [2]

Как-то мы гуляли втроем — папа, я и собака Ангус. Пес забрался в живую изгородь у соседского дома и что-то там обнюхивал. Папа обернулся ко мне:

— Глянь-ка ему под хвост.

— Чего-о? Зачем?

— По ширине дырки заметно: вот-вот посрет. О, глянь, началось!

В этот самый момент, когда мой пес справлял нужду на чужом дворе, а мой папа сиял от гордости за свой удачный прогноз, меня осенило: мой отец — настоящий мудрец, серьезно. Даже пророк. Вечером я записал этот диалог и вставил в статус аськи. Вскоре это вошло в обычай: каждый день я записывал папины прикольные фразы и обновлял статус. Потом один приятель посоветовал мне завести аккаунт в «Твиттере» — сохранять папины корки для человечества. Так появился микроблог Shit My Dad Says. Первую неделю у меня было лишь несколько читателей — мои приятели, которые знали папу лично и считали его колоритным дядькой. Но однажды поутру, заглянув в почту, я обнаружил, что стал в «Твиттере» тысячником. А еще через день фолловеров стало десять тысяч. А вскоре — пятьдесят тысяч. Сто тысяч, двести тысяч, триста. Внезапно фото моего папы и его афоризмы стали попадаться на каждом шагу. Мне звонили литературные агенты — вызывались представлять мои интересы. Редакторы с телевидения приглашали на ток-шоу. Журналисты просили дать интервью. Помню свою первую реакцию: «Нехорошо получилось». И вторую — непреодолимая, неописуемая словами паника.

Любит ли мой папа привлекать к себе внимание? Ненавидит! И это еще мягко сказано. Приведу пример. Мой папа — образованный, начитанный человек. Как-то вечером, когда я смотрел Jeopardy![1] он зашел в гостиную и правильно ответил на все вопросы Алекса Требека.

— Пап, ты обязательно должен сыграть в Jeopardy! Тебе там самое место! — воскликнул я.

— Сын, да ты что, издеваешься? — взревел папа. — Посмотри внимательно на этих, в ящике. Они что, вообще себя не уважают? Ой, бля, ни стыда ни совести. Ну ты и скажешь иногда. Чтоб я участвовал в этих самых реалити-шоу? Да я их даже смотреть не могу — тошнит!

И вот теперь я понимал: придется признаться папе, что я записываю его слова, выкладываю в интернет, и теперь издательства и телекомпании интересуются авторскими правами. Но я не торопился. Позвонил своему старшему брату Дэну. Надеялся: он скажет, что нечего переживать по пустякам и папа мне слова дурного не скажет.

— Матерь божья, ты что, правда за ним записываешь? — И Дэн оглушительно расхохотался. — Ну, мелкий, держись: папаша тебе… Нет, даже вообразить не могу, что он с тобой сделает. Ищи себе новую квартиру, понял? На твоем месте я бы собрал вещи заранее, как зэк перед побегом. Бери только самое ценное и не больше, чем можешь унести в одной руке. Чтоб второй рукой отбиваться!

Я решил: прежде чем идти к отцу с повинной, прогуляюсь по району. Соберусь с мыслями. Прогулка затянулась. К дому я повернул только через час. Отец сидел на веранде. Похоже, настроение у него было хорошее. «Сейчас или никогда», — сказал я себе.

— Послушай, пап, я тебе кое-что должен сказать… такое… неожиданное, — проговорил я, пристроившись на край соседнего шезлонга.

— Ты мне должен сказать что-то неожиданное? Ну-ну… И чего такого неожиданного скажешь?

— В-общем, есть такая штука — «Твиттер»…

— Знаю! «Твиттер»-шмиттер! Ты со мной так разговариваешь, будто я ни хера о жизни не знаю. Знаю я твой «Твиттер». Чтобы попасть в «Твиттер», надо включить интернет, — сказал он, изобразив международным жестом, словно поворачивает ключ зажигания.

Тут-то я все и выложил: страница в «Твиттере», фолловеры, статьи в газетах, издатели, телекомпании — все как на духу. Он выслушал меня молча, не поднимаясь с шезлонга. Потом расхохотался, вскочил, разгладил ладонями брюки… и спросил:

— Ты мой мобильник нигде не видел? Звякни-ка на него сейчас же. Не пойму, куда он мог задеваться…

— Значит, ты… э-э-э… не против? Ничего, если я напишу книгу, включу в нее твои слова, ну и все такое? Ты не будешь возражать?

— Мне пофиг. Плевал я, что обо мне люди думают. Публикуй что хочешь. Два условия: во-первых, я никому интервью давать не стану. Во-вторых, все гонорары оставь себе. Мне твои деньги без надобности — своих до хренища. А теперь позвони наконец на мой мобильник, будь он неладен.

Пи*ец, сказал отец

Не знаешь — лучше не предполагай

— А с какой это радости ты взял, что дедушка захочет спать с тобой в одной комнате?

Летом 87-го, когда мне было шесть лет, мой двоюродный брат женился. Свадьбу назначили на его ферме в штате Вашингтон. Мы жили, где и живем теперь, в Сан-Диего. Папа рассудил, что самолет — слишком дорогое удовольствие. Тысяча баксов за пятерых (папа, мама и я с братьями)? На кой черт?

— Двести долларов за то, чтобы шестилетний клоп поглазел на свадьбу? Я столько платить не буду, — заявил папа маме. — Думаешь, Джастину там будет интересно? Два года назад он еще писался в штаны. Если ехать всем скопом, то на машине.

И мы поехали на машине. Я сидел, зажатый между братьями — Дэном, которому тогда было шестнадцать, и Ивэном, который в четырнадцать лет был костляв, но долговяз, — на заднем сиденье нашего «тандерберда» 82-го года. Мама заняла место штурмана, а папа сел за баранку. Предстояло преодолеть тысячу восемьсот миль.