Пейтон-Плейс - [4]

Мисс Тронтон почувствовала, что так устала, что даже не может сдвинуться с места. Она прислонилась к оконной раме и тупо смотрела во двор. Мисс Тронтон знала семьи всех своих учеников, знала дома, в которых они жили, и ту среду, которая их окружала.

«К чему все мои старания? — думала она. — Какой шанс у кого-нибудь из них сломать стандарты, среди которых они родились?»

В такие моменты, когда мисс Тронтон была измотана до предела, ей казалось, что она проигрывает битву с невежеством, и ее охватывало чувство безнадежности и отчаяния. Какой смысл заставлять ученика запоминать даты подъема и падения Римской империи, если, когда вырастет, он будет доить коров, чем всегда зарабатывали себе на жизнь его отец и дед. Есть ли смысл вколачивать девчонке в голову десятичные дроби, если математика понадобится ей только для подсчета месяцев беременности?

Годы назад мисс Тронтон, закончив Смит-колледж, решила остаться в родном штате и заняться учительством.

— Вряд ли у вас появится возможность что-нибудь там изменить, — сказал ей декан.

Элси Тронтон только улыбнулась:

— Я там родилась и понимаю этих людей. Я знаю, что мне делать.

Ее самоуверенность заставила улыбнуться и декана:

— Когда вы узнаете, как открыть раковину, в которой существует житель Новой Англии, вы станете знаменитой. Всякий, сделавший что-то первым в этом мире, становится знаменитым.

— Я прожила в Новой Англии всю мою жизнь, — сказала Элси Тронтон, — и никогда не слышала, чтобы кто-нибудь сказал: «То, что было хорошо для моего отца, хорошо и для меня». Это декадентская позиция и ужасное клише. И все это очень несправедливо по отношению к людям Новой Англии.

— Желаю удачи, Элси, — грустно сказал декан.

Вдруг в поле зрения мисс Тронтон появился Кенни Стернс и прервал цепь ее размышлении.

«Ерунда, — резко сказала она себе, — у меня целый класс прекрасных, умных детей из таких же семей, как и все другие. В понедельник мне будет получше».

Она подошла к стенному шкафу и взяла свою шляпу, которая, кажется, служила ей семь лет кряду. Посмотрев на потертые коричневые поля фетровой шляпы, мисс Тронтон вспомнила доктора Мэтью Свейна.

— Я узнаю учителя где угодно, — говорил он ей.

— Правда, Мэт? — смеялась она в ответ. — У нас у всех вид отчаявшихся людей?

— Нет. У вас у всех вид усталых, измученных, недоедающих людей, которым недоплачивают и которым не на что хорошо одеться. Зачем тебе это надо, Элси? Почему бы тебе не отправиться в Бостон или куда-нибудь еще? С твоим умом и образованием ты легко найдешь хорошую работу.

— О, я не знаю, Мэт, — пожимала плечами мисс Тронтон. — Может быть, мне просто нравится учить.

Но внутри у Элси теплилась надежда, которая не давала ей, как и многим учителям, бросить свою работу. Если я смогу научить чему-нибудь одного ребенка, если мне удастся разбудить хотя бы в одном из них чувство прекрасного, радость истинного, признание собственного невежества и жажду знаний, можно считать, я выполнила свой долг.

«Один ребенок», — подумала мисс, Тронтон надевая шляпу, и ее мысли вернулись к Эллисон Маккензи.

ГЛАВА III

Эллисон Маккензи быстро ушла со школьного двора, не останавливаясь и не перекинувшись ни с кем ни словом. Она прошла вверх по Кленовой улице, а потом на восток по улице Вязов, обойдя при этом магазин одежды «Трифти Корнер», принадлежащий ее матери. Эллисон шла очень быстро, пока за спиной не остались все магазины и дома Пейтон-Плейс, потом она долго поднималась по склону холма за Мемориальным парком и наконец дошла до того места, где заканчивалось покрытие дорога. Дальше росли кусты и начинался спуск, усеянный камнями. В этом месте, на основании, напоминающем лошадь, была установлена доска, на которой красной краской было написано «Конец дороги». Глядя на эту надпись, Эллисон почему-то всегда испытывала чувство странного удовлетворения. Ведь могли написать что-нибудь другое, например: «Осторожно — спуск», но кто-то, к радости Эллисон, назвал это место «Конец дороги».

Эллисон была страшно довольна — впереди еще целых два дня свободы от ненавистной школы плюс конец этого прекрасного дня. Эллисон без конца повторяла про себя: «Октябрьский день». Это словосочетание действовало на нее как целительный бальзам, успокаивало и умиротворяло. Здесь Эллисон могла какое-то время радоваться собственным ощущениям и забыть, что ее маленькие радости могут показаться Детскими и глупыми двенадцатилетним девочкам.

Ленивая, грустная красота «бабьего лета» «Октябрьский день», — сказала себе Эллисон, вздохнула и села возле доски с надписью «Конец дороги»

Теперь Эллисон совершенно успокоилась и ничего не боялась, она могла снова быть маленькой девочкой, а не двенадцатилетней ученицей, которая меньше чем через год перейдет в среднюю школу и должна интересоваться платьями, мальчиками и бледно-розовой помадой. Здесь, на холме, она испытывала детский восторг и не чувствовала себя странным, непохожим на своих сверстников ребенком. Везде, кроме этого места, она была неловким, жалким и нелюбимым созданием, которому не хватает уверенности и привлекательности — того, чем, как она была абсолютно уверена, обладают все остальные девочки.