Певец тропических островов - [75]

"Ах, доктор, это страшно", — наконец сказала она.

"А в чем дело?"

"Он молодеет с каждым днем!"

"Молодеет? Кто это — он?"

Тут ей пришлось сознаться, что у нее бывают видения. Да, вот именно. На этой стадии болезни вашу матушку преследовали видения.

— Простите, доктор, что за видения? Что это значит? — спросил Вахицкий.

— Миражи. Галлюцинации.

— А могли бы вы, доктор, дать хотя бы примерное их описание? Что видела мама?

— А как же. Разумеется. Я готов. Во время второго ее визита она сказала, что каждый раз, входя в свою спальню, застает на своей постели его. Этот некто — мужчина. Лежит на одеяле в одежде и в ботинках. Этот он или они очень усложняли дело. Я спросил, не кажется ли ей, что знакомые и даже незнакомые люди говорят о ней за ее спиной? "Как вы об этом догадались?" — спросила она. И таким образом невольно сделала признание. Картина для меня была более или менее ясна — случай, требующий немедленной госпитализации. Я спросил, одна ли она живет в Ченстохове, есть ли у нее семья. Она отвечала, что живет одна в большом доме, предпочитает одиночество. У нее в Кракове есть сын, то есть вы. Держалась она крайне отчужденно… К-хм… Это означает полное нежелание поддерживать нормальные отношения с окружением. Чтобы ее не напугать, я не стал спрашивать вашего адреса… По телефону прямо при ней я позвонил в Каролин, в санаторий, и со своим приятелем-доктором согласовал день и час приезда новой пациентки. Они могли принять ее хоть на следующий день. Но… Вы, должно быть, знаете о том, что в конце концов ваша матушка в Каролин не поехала.

— Нет, к сожалению, — отвечал Леон. — Мама писала мне письма раз в два месяца. И в письмах… никогда не упоминала о своем здоровье. Я даже не знал о ее бессоннице. Может, она не хотела меня беспокоить, а впрочем, может…

— Понимаю. Словом, на другой день, а потом и еще днем позднее я опять позвонил в Каролин. Ничего нового. Пациентка не приехала. У меня был — здесь все записано — номер ее ченстоховского телефона. Я тотчас же позвонил, это был мой долг, и, кроме того, я чувствовал, был уверен, время не терпит. Сначала телефонистка сказала, что номер не отвечает. Я попросил ее соединить меня еще раз, объяснил, что звоню больной, которая не сразу может подойти к телефону. Я долго ждал у аппарата. Наконец слышу в трубке чей-то женский голос:

"Кто говорит?"

"С кем имею честь? Это пани Вахицкая?"

"Ее нет дома!" — отвечал кто-то, но мне показалось, что я узнал голос вашей матери.

"Минутку, минутку, — крикнул я. — Пожалуйста, не вешайте трубку, говорит доктор Новоницкий".

"Ох, господин доктор, это вы! А я уже думала бог знает что!"

"Почему вы не поехали в Каролин, ведь мы договорились? Вас там ждут!"

"Ох, доктор, вы не могли бы приехать? Я заплачу… любой гонорар… Он все молодеет! Я этого не вынесу. Второй день не выхожу из комнаты".

"Да что вы, что вы! Это все нервы. Хорошо, я приеду к вам еще сегодня. Но что случилось, почему вы не выходите из комнаты?"

"Вы хотите, чтобы я сказала об этом по телефону?"

"Прошу вас, спокойно ждите. Я сейчас сажусь в машину и еду. У меня "мерседес". Пока, до свидания".

Я положил трубку. Перенес часы приема пациентов на другое время и на машине отправился в Ченстохову. Вы, наверное, знаете, что представляет собой дом вашей матери?

— Так получилось, что впервые я попал туда всего лишь несколько дней назад, уже после, после…

— Понимаю. Но меня это не касается. Вы, наверное, заметили, как забаррикадирована парадная дверь? Словно бы это вход в какую-то сокровищницу. Открыла дверь перепуганная кухарка, дрожащая от страха. "Хозяйка, — говорит, — закрылась в гостиной и уже два дня в рот ничего не берет!" Чтобы договориться с кухаркой, пришлось кричать во все горло, у нее что-то с ушами, буквально ничего не слышит и все время отвечает невпопад. Наконец она подвела меня к закрытой двери. Стучу. Никто не отвечает. Пробую повернуть дверную ручку — не поворачивается.

"Прошу вас, откройте, это доктор Новоницкий. Приехал на машине! — кричу я через дверь. — Откройте, пожалуйста, и, ради бога, не волнуйтесь, не делайте из мухи слона! Уверяю вас, это нервы, всего лишь нервы!"

"Ах, это вы, господин доктор! Слава богу!" — раздается ее голос, а потом грохот передвигаемой мебели. Наконец двери открываются, и я вижу стоящий наискосок у порога шкаф, а рядом, на середине комнаты, диван. Я понял, что она пыталась забаррикадировать дверь.

"Ну так как? — спрашиваю я спокойно. — Как быть с Каролином? Почему вы не поехали? Я сейчас сделаю вам укол".

"Мне хотелось бы, чтобы вы сами увидели и убедились… — говорит она. — Это ужасно, это страшно!"

"Что именно?"

"Он… помолодел!"

"Что значит — помолодел? Кто он?"

"Войдите ко мне, доктор!" — И она провела меня в свою спальню.

Приоткрыла створку дверей, а сама стоит сбоку. Я увидел ее постель, накрытую одеялом, приготовленную ко сну.

"Ну и как?" — спрашивает.

"Обыкновенная кровать, только и всего. Никакого мужчины нет, не нужно бояться".

"Но ведь он все молодеет! С каждым днем!" — закричала она, и лицо у нее побелело.

Я никак не мог понять, что могут означать слова "он молодеет". И все же мало-помалу мне удалось добиться от нее, что… Надо сказать, случай из ряда вон выходящий. В конце концов я добился от нее, в чем дело. Это была галлюцинация особого типа. Оказалось, что лежавший на кровати мужчина с каждым днем становился моложе.