Певец тропических островов - [2]

Творческая биография М. Хороманьского, таким образом, действительно во многом необычна. Это, впрочем, вовсе не значит, что необычностью ее можно объяснить всю особенность и неповторимость его книг.

Обратимся поэтому лучше к самому роману «Певец тропических островов». Книга имела немалый успех у читателей. За короткий срок ее потребовалось переиздать, чтобы удовлетворить растущий читательский спрос.

Интерес читателей как бы разминулся с заинтересованностью критики. Этот роман не вызвал в критике почти никакого отзвука: две-три коротенькие рецензии в литературной прессе — вот, по существу, и вся реакция. В чем же причина этого читательского успеха? У Хороманьского был свой постоянный и довольно широкий круг читателей, его книги, как правило, не залеживались на прилавках магазинов. Что же касается данного романа, то интерес к нему определялся еще одним дополнительным импульсом. Уже само название книги не могло не привлечь читателей: «Певец тропических островов» — это не кто иной, как Конрад. Джозеф Конрад — классик английской литературы и вместе с тем поляк Теодор Юзеф Конрад Коженёвский, к которому в Польше сохраняется устойчивый интерес.

Поначалу некоторые литераторы в Польше не могли простить Кон-ралу того, что он стал писать по-английски. Автор «Лорда Джима» болезненно воспринимал упреки. В одном из писем на родину к своему однофамильцу Юзефу Коженёвскому, директору библиотеки Ягеллонского университета, он писал: «… позволю себе заметить, что ни от национальности, ни от нашей общей фамилии я не отрекался успеха ради. Общеизвестно, что я остался поляком и что Юзеф Конрад — это два моих имени, данных мне при крещении, из которых второе я употребляю в качестве фамилии, дабы моя собственная не искажалась в устах чужеземцев, что для меня невыносимо! Не думаю, что я изменил родине, сумев доказать англичанам, что шляхтич с Украины способен быть не менее дельным моряком, чем они, и иметь возможность кое-что рассказать им на их родном языке».

Однако по мере того, как литературная слава Конрада росла, на родине отношение к нему менялось. Стали выходить многочисленные переводы его произведений на польский язык, что, конечно, способствовало росту популярности писателя.

В 30-е годы (когда и разворачивается действие романа М. Хороманьского) популярность Конрада в Польше еще более возрастает. Это обстоятельство нельзя объяснить простой «модой на Конрада», получившего широчайшее признание в англоязычных странах. Существеннее, пожалуй, другое. В произведениях поляка Конрада Коженёвского было нечто особое, находившее живой отзвук в сердцах польских читателей, а именно романтический порыв, свойственный любимым его героям, их гордость, мужество, готовность пожертвовать собой во имя дела — все то, что было связано у Конрада с польской национальной культурой, с творчеством великих польских поэтов-романтиков А. Мицкевича и Ю. Словацкого.

Возможность такой будущей своей популярности на родине как бы предугадал и даже отчасти пояснил сам автор «Тайфуна» в беседе с польским журналистом Марианом Домбровским еще в 1914 году. Он заметил: «Английские критики (ведь я действительно английский писатель), говоря обо мне, всегда добавляют, что во мне есть нечто непостижимое, непонятное, неуловимое. Только вы одни это неуловимое способны уловить, а непонятное постичь. Это мой польский характер. Польский характер, который я перенес в свои произведения из Мицкевича и Словацкого».

Пристальный интерес к Конраду в 30-е годы на родине объяснялся еще и значительными успехами представителей тогдашней польской психологической прозы. Именно в ту пору появились эпопея М. Домбровской «Ночи и дни», психологические романы 3. Налковской, М. Кунцевич, наконец, «Ревность и медицина» самого М. Хороманьского. Произведения Конрада, с его углубленным Исследованием человеческой психики, поведения человека в разного рода, как принято ныне говорить, экстремальных обстоятельствах, невольно оказывались в чем-то созвучны тогдашним творческим исканиям польских прозаиков.

Итак, уже само заглавие книги могло содействовать ее популярности. Однако при всем том перед нами вовсе не роман о Конраде. Действие его разворачивается в Варшаве накануне войны, когда самого Конрада уже не было в живых. Но вся атмосфера книги как бы пронизана конрадовским духом. Герои много говорят, спорят и мечтают о Конраде, обильно цитируют его.

Конрадойская тема особенно широко входит в роман с появлением на его страницах главного героя Леона Вахицкого. Именно он оказывается подлинным энтузиастом и поклонником конрадовского таланта.

Леон Вахицкий — тип мечтателя. Но при всей обаятельности характера этого молодого человека в нем есть некое пассивно-созерцательное начало. В Конраде его, пожалуй, больше привлекает чисто внешняя сторона — экзотика далеких, кажущихся сказочными и нереальными, жарких стран, тропических островов…

Здесь нет нужды хотя бы вкратце пересказывать основные сюжетные вехи романа. Необходимо только отметить, что в нем далеко не последнюю роль играет политическая подоплека некоторых реальных событий, имевших место в довоенной Польше. Однако факты подлинной политической хроники тех лет сочетаются здесь с авторским вымыслом, освещены несколько иронически-отстраненным отношением писателя к воспроизводимым им событиям. Все это создает совершенно особую, документально точную в деталях и вместе с тем гротесково броскую, картину.