Певчее сердце - [20]

— Машенька... Ну что ты, в самом деле. Перестань. Никакой трагедии не случилось. Все живы, у всех всё хорошо.

Да, все были живы, но разорванное сердце кровоточило и больше не могло петь. Мария наконец приехала на кладбище и нашла отцовскую могилу.

 — Пап... Прости, что я так редко прихожу. Я тебя не забыла. Бог меня наказал, лишив голоса... Но не бывает худа без добра: теперь у меня будет гораздо больше времени, чтобы приходить к тебе.

Не жалея рук и колен, она выдирала сорную траву, отмывала памятник, сажала цветы. Заказала новую оградку со скамейкой и столиком, посадила на могиле молодой кустик сирени.

Перед ней раскинулась неизвестность. Никто не мог сказать, вернётся голос или нет, не было никаких гарантий. Больше всего Марию в отсутствии работы мучила невозможность помогать больным детям, но Владислава сказала:

— Машенька, об этом тебе вообще не стоит переживать. Я всегда следила за твоими успехами и деятельностью, и эта сторона твоей работы тоже не прошла мимо меня. Я отчисляю твоему фонду деньги и буду делать это впредь, но теперь — в двойном размере. За себя и за тебя.

— Спасибо тебе, — только и смогла выговорить Мария, уткнувшись в её плечо.

После развода она поселилась с Владиславой в Лондоне. Регулярные визиты к врачу не приносили ни пользы, ни новой информации, подтверждая лишь физическое здоровье, но голоса по-прежнему не было. Окружённая нежностью и заботой Влады, она всё же не могла расслабиться. Будучи трудоголиком до мозга костей, Мария не привыкла к праздности. Ища себе занятия, она попробовала себя в качестве оперного менеджера, музыкального критика, продюсера и режиссёра. Не она искала работу — работа сама её находила. Она делала всё, лишь бы не сидеть сложа руки, теряя вкус к творчеству и выпадая из жизни музыкального мира.

Иногда голос как бы «прорезался». Это случалось внезапно, непредсказуемо и продолжалось недолго — месяц-полтора, а то и вовсе пару недель. А потом снова — как обрубало. Эти светлые полосы Мария старалась использовать по максимуму, окунаясь в концертную деятельность и запись альбомов. От помощи Бориса в своих делах она отказалась, не признавая за собой морального права на неё. Владислава нашла ей хорошего агента, который решал организационные и творческие вопросы, а финансовую поддержку взяла на себя.

Во время одного из визитов в детский онкологический центр Мария поняла, что хочет своего, родного малыша — до стиснутых челюстей, до бессловесного крика. Это было властное, животное желание, перед которым даже музыка блёкла, становясь чем-то из разряда пустячных увлечений. Материнский инстинкт затмил всё: ей хотелось, чтобы её шею обняли маленькие ручки и больше никогда не отпускали.

— Давай попробуем? — предложила она Владе, когда сил противиться наваждению не осталось.

Та была не против. Обе работали достаточно много, но всё же ведущая роль в обеспечении семьи принадлежала Владе, она отвечала за финансовую стабильность. Они решили, что рожать будет Мария, но на этом пути их поджидали беды и разочарования. И деньги в этом случае решали далеко не всё.

Препятствием к материнству вдруг выступил собственный организм Марии, который то ли не мог, то ли не хотел удержать в себе эмбрион. После двух выкидышей Мария была готова отчаяться, но врач подсказал выход: если организм Марии отторгал собственные яйцеклетки, то, может быть, он принял бы чужой эмбрион? Вернее, эмбрион из яйцеклетки любимого человека. Одним словом, не отказался бы он выносить ребёнка Влады?

Такая постановка вопроса оказалась спасительной. Если себя организм Марии стремился наказать (голос по-прежнему не восстанавливался окончательно, прорезаясь лишь эпизодически), то к вынашиванию ребёнка любимой женщины он отнёсся в высшей степени ответственно. Сидя на кушетке в кабинете врача, Мария плакала от счастья: подтверждённая пятинедельная беременность была стабильна. Предыдущие два выкидыша произошли на более ранних сроках, и сейчас была надежда, что всё идёт хорошо.

В защитном жесте рука Марии лежала на ещё плоском животе, в котором теплилась новая жизнь. А рука Владиславы обнимала её за плечи.

— Всё хорошо, Машунь. Всё получилось.

Вот миновали шесть недель... И семь. И восемь. Вот уже четырёхмесячный животик слегка округлился под платьем, а Мария всё боялась: а вдруг не получится? Вдруг они потеряют и эту кроху? Пятый месяц, УЗИ.

— Поздравляю. Вы ожидаете девочку, — сказала врач по-английски.

Всю беременность Марию мучили то недомогания и тошнота, то дикий аппетит. Если раньше свою природную склонность к полноте ей удавалось держать в рамках приличий, то сейчас её организм как с цепи сорвался. К девятому месяцу на весах было сто килограммов — при том, что привычный вес Марии при росте метр семьдесят колебался около цифры шестьдесят восемь.

— Я пока тебя носила, тоже тридцатник набрала, — утешала по Скайпу мама. — Отец твой в шоке был, хе-хе! А слышала бы ты, как врачиха орала! Мол, разжирела, как свиноматка. Ой, да плюнь ты и не парься! Пока будешь кормить — само уйдёт. Половина улетит со свистом — только в путь. А остальное — сбросишь. Зарядочка по утрам и жрать поменьше — очень помогает.