Петух пропел в бухте - [124]

— Папа, а мама ходит к Арлетте заниматься?

Ответ она прекрасно знала, мать ей уже говорила об этом, но ей захотелось узнать еще одну вещь, довольно сомнительную. Ей хотелось чем-нибудь уколоть этих взрослых, отомстить им. И она спросила отца не потому, что не знала, а просто чтобы поговорить о предмете, который разжигал ее любопытство.

Отец обожал дочь, и она умело этим пользовалась.

— Да, Мирита. А разве ты об этом не знала?

Мирита задумалась: говорить отцу или не говорить?

Кое-что здесь ее смущало: мама ходила брать уроки у Арлетты, а Арлетта — мулатка…

С тех пор прошло много лет. Мирита пишет стихи, время от времени их печатают. Она сама себе хозяйка, делает, что хочет, и еще не потеряла надежды стать врачом, хотя мать против, а отец говорит, что для такой работы надо иметь огромное терпение и раньше они б не дали своего согласия.

Кто приедет в Кальлябе, увидит, что живут они спокойно и почти счастливо. Бог с ними.

История ньо Висенте

— Знаете, сеньор доктор, хоть Лела и был негодяем, я никогда его не забуду. Говорят, он очень плох. Но этому подлецу всегда везло. Сейчас я вам расскажу, как все произошло.

Вы ведь знаете, дождя у нас не было уже два года. На Санто-Антао ни единая дождинка не упала. Просто беда. И жена голодная, и дети — у всех животы подвело; каждый день кто-нибудь умирал от голода. Старший мой отправился на английском пароходе на юг; а второй — на Сонсенте, собирается на Сан-Томе. Тута, десятилетний малец, ушел в Паул да и умер по дороге. Остались я, жена и пятнадцатимесячная дочка. От слабости все на ногах еле держались. Работы взять негде, каждую минуту ждали, что дочка помрет. У матери не было ни вот столечко молока, и малютка уж почти не шевелилась.

Еды в доме не было по нескольку дней. Иногда удавалось раздобыть кусочек сахарного тростника или чая из федагозы, и все. В сезон можно нарвать манго или папайю, а тогда все высохло. Хоть ложись и помирай.

Однажды пришел ко мне Томас Афонсо, человек ушлый, денежный, и говорит:

«Слушай, Томе Висенте, есть у меня одна работенка. Я знаю, ты человек смелый, справишься и с лодкой, и с баржой, и с парусником».

Это правда. Вы, может, не знаете, так я расскажу. Отец хотел, чтобы я поступил в лицей, и послал меня на Сонсент. Но мне быстро надоели учебники, и я вернулся на Санто-Антао. Стал моряком.

Так вот, стал меня Томас уговаривать. Через несколько дней, говорит, надо доставить контрабанду. Я молчал и думал о своем. Потом спросил, что за контрабанда. Он сказал — грог и добавил, что хорошо заплатит, если я довезу грог до Сан-Висенте. Он нанимал лодку, а все остальное ложилось на меня. Вы знаете, сеньор доктор, что для доставки грога надо иметь разрешение правительства, да еще платить таможенный сбор. Поэтому перевозят грог без разрешения, и контрабанда дает немалые денежки. Опасно, конечно: и поймать могут, и товар отнять; несколько наших утонуло в канале или, может, их акула сожрала, точно не известно.

Я все думал о своей голодной семье и в конце концов согласился. Сели мы в его лодку (я и еще пятеро), погрузили грог, немножко батата и тростника и с божьей помощью отправились на Сонсент. Прибыть туда мы рассчитывали с рассветом. Лодка качалась на волнах, и казалось, что мы совсем не продвигаемся. Я пытался подбодрить своих товарищей, но посреди дороги они вовсе скисли, умоляли повернуть назад. Ужасно трусили. Но я не из пугливых и назад никогда не возвращаюсь, так им и сказал. Или, говорю, доберемся до Сонсента, или погибнем на море. Томе Висенте за свои тридцать два года на море еще никогда не отступал и сейчас не пойдет на такое унижение. Уж лучше быть съеденным акулой, чем вернуться с полпути в Порто-Ново. Никогда меня не называли трусом и не назовут. Они и замолчали: поняли, что я не какой-нибудь салага, а моряк. Дал я слово или не дал?

Но мое сердце забилось, когда я вдруг увидел накрывавшую нас огромную волну. Не то чтобы я стал раскаиваться, но в голове у меня все перепуталось. Я вспоминал о парнях, которые погибли именно здесь, на пути из Сонсента к Санто-Антао. Да вы, наверное, помните — об этом много говорили. Ужасное несчастье. Один из них был мой друг — Армандо Роза. У него осталось пятеро детишек мал мала меньше и жена.

Смелый был человек. Когда-то ходил под парусом на китов в Бразилию. В тех краях так штормит, что иногда боишься за парусник, а люди ничего — выдерживают. Я с Жонзиньо Фарио дважды туда плавал. Капитан он отважный и мастер на все руки: такие люди встречаются только на Брава-да-на-Боавишта.

Капитан всегда должен быть решительным, держать в руках команду и уметь приказывать так, чтобы матросы слушались.

Контрабандный грог решал судьбу моей семьи. Привезу грог — будет еда на несколько дней: на четыре, а может, и на пять. Ради этого я готов был пожертвовать всем.

Один мужественный человек стоит дюжины, прав я или не прав, сеньор доктор?

Я остервенело сражался с волнами, кричал что-то, как сумасшедший. Лодка, море, небо — все перемешалось и превратилось в бешеный черный вихрь, в середине которого, казалось, плясали черти.

Наша лодка сновала, как нагойя. Сеньор знает, что это такое? Это такой крошечный морской зверек, он все время шныряет: туда-сюда, туда-сюда.