Петтер и поросята-бунтари - [13]

Когда Линнеа Ханссон вошла на следующий день в магазин, с ней случился нервный шок. Споткнувшись у входа о чернобурку, она налетела на полку с шапками, откуда на неё прыгнула норка, потом она чуть не грохнулась прямо на тюленей на полу, заметалась между целым скопищем диковинных зверей и, наконец, наскочила на кассовый аппарат, где очутилась с глазу на глаз со свирепым леопардом.

С тихим вздохом она осела на пол и подумала, что всё это ей снится, что она ещё лежит у себя дома в постели и видит кошмарный сон и что не надо было пить на ночь столько кофе. Всякому известно, что от кофе всегда бывают кошмары. Но наконец до неё всё-таки дошло, что это вовсе не сон, что она на самом деле находится в своём магазине и что всё это дело рук какого-то сумасшедшего. Потом уже она нашла записку, которую Стаффан оставил на прилавке:

Нам надоело, чтобы нас истребляли и превращали в дурацкие шапки и хвастливые шубы. Угнетателям скоро придёт конец. Близок час расплаты.

Все звери.

— Вообще-то, — сказал мне потом Стаффан, — мне жалко было Линнею Ханссон. Но некоторых полезно бывает как следует припугнуть, чтоб на себе почувствовали.

И я с ним согласился, когда вспомнил про того самого лисьего фермера.

Ну вот, значит. А теперь, похоже, у Стаффана не осталось в запасе ни одной идейки. Похоже, он уже истратил всё, что ему было отпущено до конца жизни, подумал я. А что, вполне возможно: он ведь швырялся ими, ни о чём не думая, будто какой миллионер. Хоть бы оставил что-нибудь про запас, приберёг бы хоть одну идейку на чёрный день — вот такой, например, как сегодня, когда даже мухи от скуки дохнут.

— Прямо жить неохота, — уныло проворчал Стаффан и запихнул выскочившую пружину во внутренность древнего граммофона, который он без конца чинил. — В обществе ты просто-напросто нуль, пустое место. Это уж точно.

— Чего-чего? — сказал я не менее уныло.

Где-то далеко лениво стрекотал кузнечик.

— Я про то, что, по-моему, неправильно вообще всё устроено, — стал объяснять мне Стаффан. — По-настоящему, надо бы рождаться сразу двадцатилетним, не моложе. Чтоб появляться на свет прямо готовым санитаром, например, директором, токарем, зубным врачом, шахтёром или там инспектором рыбнадзора. Акушерка, например, говорит: «Поздравляю вас с полицейским комиссаром. Сложён прекрасно, упитанный, вес 87 кило». А в объявлениях о рождении, например, говорилось бы: «Ура! Появился наконец долгожданный наш певец». Или же: «Мы родили настоятеля собора».

— Очень остроумно, — сказал я холодно.

— Дурак ты, что ли, — сказал Стаффан, пытаясь пристроить куда-нибудь оказавшиеся лишними винтики. — Сам подумай. Ведь сейчас как всё устроено: всерьёз принимаются только взрослые, а пока ты не взрослый — ты вообще не в счёт. Просто что-то такое, что надо воспитывать и кормить. Что-то такое, что когда-нибудь вырастет, станет взрослым и тогда уж себя оправдает.

Это он верно говорил. Мы ведь и правда были вроде как не в счёт. От нас вроде бы только и ждали, когда мы вырастем. Ешь хорошенько — вырастешь большой и сильный. Веди себя как взрослый. О, как ты вырос, какой стал большой, совсем взрослый парень! Кем ты будешь, когда вырастешь? Вот подрастёшь — тогда поймёшь. Выйди-ка поиграй, нечего тебе слушать разговоры взрослых.

— Да уж, — согласился я.

— Вот поэтому для нас и дела никакого нету, — продолжал он. — Это общество не приспособлено для детей. Кроме зубрёжки в школьной клетке, где тебя дрессируют на взрослого, тебе и заняться-то нечем. Взять бы всю эту чёртову машину угнетения да и тряхануть как следует!

Чтобы показать, как это надо сделать, он схватил свой кое-как залатанный граммофон и тряханул его. Я подумал: сейчас он откроется, и все внутренности вывалятся прямо на траву. Но вместо этого диск у него вдруг зашипел, он вдруг заработал.

— А что, способ вроде отличный, — ухмыльнулся я.

— Я знаю, что мы сделаем, — сказал Стаффан и немножко оживился. — Мы создадим тайный орден, союз в защиту наших прав, против насилия взрослых, чтобы доказать, что мы существуем на свете. Мы должны дать клятву, что будем хранить верность до гроба, что никогда не предадим друг друга и будем, не щадя жизни, сражаться за наши высокие идеалы.

Вот как получилось, что мы организовали тайное общество «Поросята-бунтари». Мы не сразу придумали это название. У нас было много предложений: «Оскаленный призрак», «Гроза взрослых», «Рыцари тьмы», «Слуги бури». Но в конце концов мы остановились на гордом названии «Поросята-бунтари». От одного названия содрогнёшься! По-настоящему, полагалось бы скрепить наш союз кровью. Полагалось бы уколоть палец иголкой и собственной кровью подписать бумагу, где бы мы торжественно поклялись не сдаваться даже под страхом пытки — пусть нас сожрут вши, пусть крысы отгрызут нам ноги, если мы нарушим эту клятву! Такая бумага очень бы тут подошла. Но Стаффан считал, что это как-то старомодно и вообще негигиенично, поэтому мы решили обойтись без кровавой клятвы.

Зато уж нам никак было не обойтись без штаб-квартиры для разработки планов наших операций. Мы подумали, подумали и решили построить из всяких там обломков и обрезков лачугу под мостом поблизости от нашей улицы. Речка под этим старым мостом давно уже пересохла. Остался только слабый запах тины.