Петровские дни - [80]

— Подумайте, как быть. Я вам даю сроку день. Ну, три дня. Подумайте.

Воронцов изумлялся, государыня улыбалась. Они посмотрели друг другу в глаза.

— Ваше величество. Моё положение очень трудно, — заговорил канцлер. — Есть персидская пословица, которая говорит: коли идёшь тёмной ночью с фонарём, освещай кругом, а не себя самого, а то упадёшь. Вы изволили как бы осветить меня одного и только ослепили… Я прежде кой-что сам видел в темноте; теперь, освещённый, я ничего не вижу, кроме пламени. Осветите мне путь, по которому я должен идти.

— Я этого не могу… — тихо отозвалась Екатерина.

— Ваше величество!.. — воскликнул Воронцов, и голос его говорил: "Тогда что ж я-то могу?" Наступило молчанье.

— Знаете что, граф, поезжайте к Алексею Григорьевичу Разумовскому. Вы это можете?

— Извольте.

— Вы с ним в очень добрых отношениях. А он человек такой же скромный и хороший, как вы. На его слова можно положиться вполне. И он мне душою предан. Поезжайте к нему и посоветуйтесь в этом деле. Я бы поехала сама, послала бы к нему эту вдову, но это будет неловко. Через третье лицо действовать легче.

— Слушаюсь, — вымолвил Воронцов, но продолжал глядеть в лицо государыни озабоченно и вопросительно, будто ожидая дальнейшей беседы.

— Вы с графом Разумовским посоветуйтесь… Он делец! Так, например: представьте себе такой случай, может быть, есть какие-нибудь бумаги… Документы. Надо знать, где они и у кого они. Если их уничтожить и затем отрицать, что они существовали когда-либо на свете, то дело будет нами тотчас выиграно… Без приказаний и без просьбы!..

Государыня произнесла эти слова уже совершенно серьёзно, даже холодно.

Воронцов переменился в лице и просиял.

— Спасибо, ваше величество. Вы сразу мне путь осветили. Да, граф Разумовский может, я знаю, дать мне хороший совет.

Государыня подала руку и вымолвила полушутя:

— Вручаю вам судьбу этой вдовы, обладающей хорошей, даже лучшей чертой в человеческом характере, особенно редкой в наше время и редкой в женщинах. Она благодарное существо. Elle a la bosse de la reconnaissance tres developpee.[11] И уверяю вас, что Лафатер остался бы её черепом очень доволен в этом отношении. Он ведь находит эту особенность очень развитою только у собак, к стыду всего рода человеческого.

Государыня улыбнулась милостиво и прибавила:

— До свиданья — и bonne chance! [12]

— Завтра буду иметь честь привезти ответ, — сказал Воронцов и вышел довольный, но немного озабоченный.

"Всё в его руках, — думал он, — А хохлы упрямы. Приказывать нельзя. Пугать — напрасно и недостойно. Просить… Да просить! Ей нельзя. А мне можно!"

— Долго беседовали! Я думал, конца не будет! — произнёс над ним довольный и громкий голос.

Генерал-адъютант Орлов заступил Воронцову дорогу. Канцлер поневоле остановился и поздоровался с фаворитом.

— С такой собеседницей, как царица, часы летят быстро! — отозвался он.

— И коварные беседы вели, вероятно, граф?

Воронцов удивлённо взглянул на Орлова.

— Дипломатия и коварство одно и то же, — объяснил тот. — А вы, вероятно, беседуя с государыней, обсуждали вопрос, как составить новый союз против кого-нибудь.

— Что ж… Это дело житейское во внешней политике. Война хитрости с умыслом. Дипломатией зато избегается часто настоящая война, губительная для людей, — усмехнулся Воронцов.

— А часто составители политических планов и союзов именно и вызывают неожиданную и губительную войну, — усмехнулся и Орлов.

— И это бывает! Тогда надо постараться выйти победителем. Расхлебать заваренную кашу, как говорит русская пословица.

— При Елизавете Петровне действовали прямо, открыто. И бывало лучше. Хитрость не добродетель! — резче вымолвил Орлов.

— Но и не порок, когда она служит орудием в добром деле и ради благой цели.

— Но ведь ваша благая цель и доброе дело для вашего неприятеля есть обратно дурная цель и злое дело! — отозвался Орлов быстро и смеясь несколько принуждённо.

— На том свет стоит! — тоже усмехаясь, ответил Воронцов. — Всяк за себя, а Бог за всех.

И смеясь, по-видимому, добродушно, канцлер империи и генерал-адъютант императрицы разошлись, любезно пожав друг другу руки.

"Un fin matois! [13]", — подумал Воронцов.

"Да, рыльце в пуху", — подумал Орлов.

"Он догадывается? Как будто она окружена шпионами…" — думал канцлер.

"Да. Они были правы, предвидев, что будет выбран именно Воронцов. И выбран тайно", — думал генерал-адъютант.

XXVIII

Наутро рано после картёжного вечера у князя Козельского по Москве уже бежала молва, что на молодого князя было покушение на убийство с целью грабежа. Подобное в Москве ночью было постоянно и никого не удивило. Но второе, разнесённое молвой, хотя и бывало, но нечасто. Князь Козельский выиграл в карты у гостя-офицера красавицу, его подругу. Слух об обоих происшествиях достиг и Павла Максимовича. Приехав среди дня, как всегда, на квартиру Маловой, он не нашёл её дома и, узнав от горничной, что она уехала ещё в полночь и с тех пор сгинула, перепугался насмерть. Первой его мыслью было, конечно, что женщина где-нибудь ночью тоже подверглась нападению с целью грабежа, но, однако, сведение, что она выехала со своим знакомым, капитаном Кострицким, противоречило этой догадке.