Петр Великий - [4]
Петр (утихая). Что те надобно? О, несытый зверь! Вознесен паче всех, весь ты в золоте, что те надобно? Ведь ты был у меня, как сосуд драгоценный и избранный! Без порока ты был, из немногих ты первый!
Меншиков. О, прости, государь!
Петр. Поклянись мне!
Меншиков. Клянусь!
Петр. Что украл, все вернешь!
Меншиков. Все верну…
Петр. А коль клятву нарушишь, то знай, я тебя вдругорядь не помилую. И умна голова и нужна, а как с плахи слетит, не подымешь ее никогда. Ведь ты знаешь меня?
Меншиков. Как не знать, государь?
Петр. Уходи с моих глаз.
Меншиков. Всепокорнейший ваш, всенижайший слуга. Первозванному свечку скорее, видно, он меня от смерти спас. (Уходит.)
Петр один. Появляется Алексей.
Алексей. Легче б мне в лихорадке лежать, чем сюда на леса подыматься. (Оглядываясь.) Тьфу ты, сгинь, парадиз на болоте!.. (Выходит к Петру.) Здравствуй, батюшка. Звать изволил меня, государь?
Петр. Слушай, зон, завещанье мое, тестамент мой последний и важный. Стал хворать я, мой сын, видно, годы не те, а я есмь человек, как и каждый. Как уйду я под смертную сень, кто же дом наш российский управит? Ты, мой сын, но гляжу на тебя, ужасаюсь, мой сын, и печаль мое сердце терзает. Ты отцовского дела не любишь, с чернецами связался, мой сын, и в безделии время ты губишь. Одряхлел и ослаб, что враги мои в сердце сыновнем посеяли? Раб ленивый, евангельский раб! Где советы мои? Видно, ветры их в поле развеяли! Ты ж не слеп! Погляди, чего моим бедным трудом для России повсюду достижено! Видишь, город стоит, где в болоте гнилом были черные нищие хижины! Так из тьмы нищеты подымается новое царство! Я умру… Отвечай, как управишь сие государство? Отвечай, ненавидишь ты новое? Повернешь ты все вспять, в тьму невежества?
Алексей. Что ты, царь, государь! Смею ль я ненавидеть твой труд многославный? Только я человек маломощный умом, я сызмальства худой, неисправный, и боюсь я наследство принять, и не вправе я! А тебе, государь, дай господь многолетнего доброго здравия!
Екатерина появляется в сопровождении Денщика и, остановившись в лесах, следит за сценой. У Денщика в руках поднос с закуской.
Петр. Лжешь, мой сын, и ведь как хитро лжешь! Стоит всем на тебя подивиться! Но я знаю, я знаю один, что под сими словами таится. Ну, так слушай мой сказ: иль со мной заодно, иль вон от меня, уходи в монастырь!
Алексей. Буди воля твоя, государь! Где ж идти за тобой непотребному слабому сыну? Со смиреньем прошу, государь, монастырского черного чина.
Петр. Вот сказалася правда твоя! Ты не сын мне, не сын! Кто родил тебя — волк и волчица? У, монахи, проклятые птицы! Зло сие все от них и содеялось! Что ответил ты мне, ах, злодей?! (Лицо Петра искажается, он садится, потом поднимается.)
Алексей (отступая). Боже, господи, заступитеся…
В это же мгновение Екатерина, сделав знак Денщику, быстро выходит и преграждает Петру дорогу.
Петр. Прочь с дороги, уйди! Что тебе, Алексеевна, уходи!
Екатерина. Что ты, батюшка, ангел ты мой! Куда ж уходить от тебя?
Петр. Нет, пусти, говорить буду с ним…
Алексей. Заступись за меня, Алексеевна!
Екатерина. И не время теперь говорить… Вам обедать пора, господин Адмирал, аль забыл про регламент? Слушай, слушай!
Пушечный удар, потом по ветру начинает лететь перезвон курантов.
Вишь, из пушки палят и куранты звенят, Адмиральский час! (Берет у Денщика поднос, знаком отпускает Денщика.) А ты, царевич, шел бы с богом, теперь не время говорить.
Петр. Одумайся, мой сын, я срок тебе даю!
Алексей кланяется и уходит. Петр выпивает чарку, потом садится на бревно. Екатерина ставит поднос, садится рядом с Петром.
Петр. Алексеевна, скажи, что их, ржа, что ли, ест? Иль один я не прав, Алексеевна?
Екатерина. Прав ты, батюшка, прав, государь, только сей час не думай, закусывай. На все время свое, на все час положен, а поешь, я тебя на корабль провожу, я тебя отдыхать уложу, я те локти худые заштопаю. Хорошо тебе спать в бригантине твоей, разлюбезное, славное дело! В борт волна тихо бьет, хорошо на Неве тебе спится… А заснешь, тут и сон расчудесный придет, гладь, приятное тут и приснится… (Гладит голову Петру. Петр закрывает глаза, затихает.) Хороши корабли, хороши, нету в них никакого изъяну, и «Штандарт», и «Самсон», и «Ричмонд», и «Армонд», и проворная шнява «Диана»! Плещут гюйсы на всех кораблях, и прилажены накрепко снасти, и с эскадрой плывет Адмирал, корабельный Михайлов, наш мастер. Фордевинд задувает в корму, мы догоним коварного шведа! И не плавать на море ему, и не видеть над нами победы! Эй, гляди… Шаутбенахт! Гляди в ночь, Адмирал!.
Опять начинают звонить куранты.
Показывается кабинет-секретарь Макаров с бумагами. Екатерина делает ему знак, и он скрывается.
Занавес
Картина четвертая
Ночь. На мызе Алексея под Петербургом. За столом Алексей, протопоп, дьяк, дьякон, подьячий, юродивый и несколько монахов. Все пьяны.
За окнами — ветер и дождь, гнилая осень.
Алексей. Афанасьев Большой, подавай сулею! Что, заснул там, на конике?
Афанасьев подает водку.
Дьяк. Эй, отцы, наливай, не зевай! И попьем, и споем, и в литавры побьем!
