Петр Первый - [27]

Подлинная причина гнева царя состояла, однако, не в том, что Шеин незаслуженно производил в чины, а в том, что он преждевременно казнил зачинщиков стрелецкого бунта.

Петр решил возобновить розыск, причем все руководство им он взял в свои руки. «Я допрошу их построже вашего», — сказал царь Гордону. Начал он с того, что распорядился доставить в столицу всех стрельцов, проходивших службу в мятежных полках. Их оказалось в общей сложности 1041 человек.

С середины сентября 1698 года непрерывно, за исключением воскресных и праздничных дней, работали застенки. К розыску Петр привлек самых доверенных лиц: «князя-кесаря» Ромодановского, которому надлежало заниматься политическим следствием в качестве руководителя Преображенского приказа, а также князей М. А. Черкасского, В. Д. Долгорукого, П. И. Прозоровского и других высокопоставленных лиц. Судьба всех стрельцов была предрешена царем еще до завершения следствия. «А смерти они достойны и за одну провинность, что забунтовали и бились против Большого полка». В свете этой исходной посылки обвиняемый стрелец, взятый в отдельности, не представлял интереса для следствия. Следователи пытались выяснить общие вопросы движения, поскольку все его участники действовали «скопом и заговором» и по юридическим понятиям того времени несли взаимную и равную ответственность за свои поступки независимо от того, что одни из них выполняли роль вожаков, а другие слепо следовали за ними. Более того, правовые нормы, определенные уголовным кодексом — Уложением 1649 года, — предусматривали одинаковую меру наказания как за умысел к действию, так и за совершенное действие. К лицам, действовавшим «скопом и заговором», как и к лицам, знавшим, но не сообщившим о каком-либо «злом умысле», применялось одно наказание — смертная казнь.

В ходе розыска с несомненностью была установлена причастность Софьи к мятежу. В результате образовались две группы подследственных: одну составили стрельцы, стоны которых раздавались из 20 застенков, где стрельцов жесточайшим образом истязали, вытягивая признания с помощью дыбы, огня и палок; показания стрельцов тщательно записывали, им устраивали очные ставки, упорствующих еще и еще раз пытали. В другую входили две царевны — Софья Алексеевна и Марфа Алексеевна, а также лица, приближенные к ним, выполнявшие роль посредников в сношениях царевны Софьи со стрельцами. Окружение царевен подвергалось таким же пыткам, как и стрельцы.

Не избежала допроса и царевна Софья, правда, без пыток. В Новодевичий монастырь Петр прибыл не один, он захватил с собой пятисотенного Артюшку Маслова и стрельца Ваську Игнатьева, а также их письменные показания с признанием, что главари движения получили письмо от Софьи.

Петр не встречался с сестрой в течение девяти лет, то есть с того дня, когда она была заточена в монастырь после событий 1689 года. Жизнь царевны в монастырской келье в эти годы не отличалась суровым режимом — Софья имела возможность общаться с внешним миром, располагала прислугой, получала от родственников подарки к столу. В этих деталях проявлялся тоже характер Петра — он не мстил своим поверженным противникам, утрачивал к ним всякий интерес. Безразличие к их судьбам можно проследить не только на примере Софьи, но, как увидим ниже, и на примере первой супруги, постриженной в монахини, но при попустительстве властей продолжавшей вести светскую жизнь.

При встрече брата и сестры столкнулись два одинаково сильных и непреклонных характера. Ни к примирению сторон, ни к раскаянию обвиняемой встреча не привела. Не помогла и очная ставка царевны с привезенными братом стрельцами. Софья, зная, что в распоряжении Петра нет прямой улики в виде письма, упорно отрицала какие-либо связи со стрельцами. Можно догадываться, что объяснение было бурным, насыщенным драматизмом, вспышками гнева, упреками, взаимной ненавистью, причем собеседники находились не в равном положении — один выступал в роли обвинителя, другому надо было парировать обвинения, изощренно защищаться. Протокольная запись этого разговора выдержана в эпически спокойном тоне: в ответ на обвинение Петра «царевна Софья Алексеевна ему, государю, сказала: такого де письма, которое явилось в розыску от ней, царевны, в те стрелецкие полки не посылывано, а что де те ж стрельцы говорят, что, пришед было им к Москве звать ее, царевну, по-прежнему в правительство, и то де не по письму от нее, а знатно по тому, что она со 190 года (т. е. с 1682) была в правительстве». Привезенные Петром свидетели говорили о другом. Они утверждали, что в полках было прочтено письмо, переданное Софьей через нищую. Софья решительно отклонила это обвинение: «А она, царевна, ему, государю сказала: такова де письма она, царевна, чрез нищую ему, Ваське, не отдавывала и его, Васьки, и Артюшки и Васьки Игнатьева не знает».

Допросы другой своей сестры тоже вел сам Петр. Царевна Марфа Алексеевна, часто общавшаяся с Софьей, обвинялась в том, что служила посредницей между нею и стрельцами, что именно через нее старшая сестра переправила письмо к стрельцам. Марфа Алексеевна призналась лишь в том, что она сообщила Софье известие о приходе в Москву беглых стрельцов, однако обвинение в передаче письма упорно отрицала.