Петр III - [10]

Оспа была последней опасной болезнью великого князя. Во всяком случае, источники не выдают информацию о его болезнях. Надо полагать, что, повзрослев, великий князь более не обременял тетку заботами о своем здоровье. Штелин объяснял усиленное сопротивление организма Петра Федоровича болезням „упражнениями с голштинскими солдатами“.

Обратимся теперь к характеристике духовного облика Петра Федоровича. Он полнее всего отражен в двух источниках: в мемуарах Екатерины II и записках Якова Штелина. Оба источника посвящены одному сюжету, но освещают его по-разному как по форме, так и по содержанию. Свойства натуры своего воспитанника Штелин изложил в одном месте, в то время как Екатерина II расположила сведения, характеризующие личность супруга, на протяжении своих „Записок“ в хронологической последовательности. „Записки“ Штелина сосредоточили внимание читателя на оценке черт натуры Петра Федоровича, не подтверждая при этом свои оценки конкретными фактами. Екатерина II, напротив, чаще всего уклоняется от оценок поступков супруга, предоставив это право читателю. Она ограничивается описанием его поступков. Штелин, кроме того, сосредоточил свое внимание на положительных свойствах личности Петра Федоровича, в то время как Екатерина II отмечала в поступках супруга отклонения от нормы.

К отзывам Екатерины II о своем супруге историки традиционно относятся с немалой долей скептицизма на том основании, что она сочиняла свои „Записки“ на склоне лет (не ранее 1783 г.) с целью оправдать насильственное лишение супруга трона, показать его несостоятельность как личности и монарха, подчеркнуть наличие у него множества пороков. Штелин, напротив, обнаруживает в нем немало привлекательных черт характера, хотя не умалчивает и об отрицательных. В этом плане характеристика Штелина выглядит более объективной, чем высказывания Екатерины II о своем супруге.

Приведем несколько примеров. Рассуждая о физическом состоянии наследника, Штелин упрекал докторов в том, что они перенасыщали его лекарствами, и это „скорее ослабляет, чем подкрепляет“ его организм. Но в этой же рубрике он сообщает о пристрастии Петра Федоровича к горячительным напиткам: сначала он употреблял их разбавленными водой, а затем стал пить „по несколько бокалов вина без воды“, в результате расстраивал здоровье — „это никогда не проходило ему даром, и на другой день он чувствовал себя дурно и оставался целый день в шлафроке (домашнем халате. — Н. П.)“.

Оценивая рассудительность наследника, Штелин отметил: „От природы судит довольно хорошо“, но тут же не упустил случая указать на отсутствие широты суждений у своего воспитанника: „привязанность к чувственным удовольствиям более расстраивала, чем развивала его суждения, и потому он не любил глубокого размышления“. Высказывая свое мнение о памяти Петра Федоровича, Штелин на первый план выставлял ее недостатки: „Отличная до крайних мелочей“. После этой оценки сообщал об охоте Карла Петера к чтению книг, правда выборочно, относящихся к путешествиям и военному делу.

Худ. Иоганн Штенглин. Яков Яковлевич Штелин. Гравюра, между 1760 и 1770 гг.

Морозов А. В. Каталог моего собрания русских гравированных и литографированных портретов. М., 1913, Т.4. С. CDLXVIII.

Моральный облик Петра Федоровича под пером Штелина тоже выглядит неоднозначным. С одной стороны, он „не был ханжею, но и не любил никаких шуток над верою и словом Божиим“. А с другой, „был несколько невнимателен при внешнем богослужении, часто позабывал при этом обыкновенные поклоны и кресты и разговаривал с окружающими его фрейлинами и другими лицами. У набожной Елизаветы Петровны подобное поведение наследника, разумеется, вызывало резкое осуждение, и она велела „делать великому князю серьезные наставления“.

Не оставил Штелин без внимания и вероисповедание наследника, отметив, что он был „чужд всяких предрассудков и суеверий“ и в то же время „был более протестант, чем русский“, то есть православный.

В отличие от суждений Штелина, отметившего как положительные, так и негативные черты натуры наследника, Екатерина II сообщила историкам лишь факты, способные вызвать у читателя отталкивающее впечатление.

Односторонность отбора фактов Екатериной II о поведении своего супруга является абсолютно бесспорной. Но такой же бесспорной нам представляется и односторонняя оценка некоторыми историками сообщаемых императрицей фактов — вместо того, чтобы установить их достоверность или вымышленность, сознательную фальсификацию описания событий мемуаристкой, они ограничиваются констатацией того, что они односторонни, следовательно, к ним надобно относиться критически. Между тем историки в большинстве случаев располагают возможностью проверить сообщаемые Екатериной II факты свидетельствами других источников, которые, кстати, не подтверждают ее стремление любой ценой опорочить репутацию супруга.

Если бы Екатерина II живописала не реальные, а придуманные ею события, то совершенно очевидно, что генеральная цель мемуаров (оправдать переворот) не была бы достигнута. Эта мысль настолько элементарна, что доступна любой посредственности, не говоря уже о неординарно одаренной императрице — стать на путь фальсификации при описании событий был равнозначен краху всей ее затеи. Попытаемся проверить достоверность сообщаемых Екатериной сведений о поведении супруга.