Петр II - [80]

На Святой неделе или после ездил он в одной коляске с Алексеем Васильевичем Макаровым к графу Сопеге и говорил с ним о том сватанье, а не помнит он Антон, зачал он или Макаров; и говорил он Макаров: светлейший же князь и паче усилитца, и так де он на нас сердит, а потом паче сердит будет.

Девиер.

По окончании вышеписанного допроса Антон Дивиер в догонку сказал:

<…> Когда на Литейном дворе лили мартиры, тогда был он у графа Сопеги, и Григорей Скорняков-Писарев, подошед к нему, говорил: говорил ли тебе Петр Андреевич Толстой — надобно де того не проронить, и государыне донесть, и он ему на то сказал: когда де время будет, тогда доложить Ея величеству; и сказал ему — поди от меня прочь.

Помнитца ему, что … того дня как государыня больна была, изволил ему говорить королевское высочество: светлейший де князь на свою пользу что-нибудь зделает; а ежели, от чего Боже сохрани, государыни не станет, сожелею де того, что при себе ничего не изволила зделать, а не худо было б для всякого случая что-нибудь теперь изволила зделать.

В тое ж государынину болезнь за два дни или за день Иван Иванович Бутурлин говорил ему <…> будто сказывал ему Григорей Писарев: светлейший де князь что-нибудь зделал на свою пользу, велел де он привести к себе больных князь Дмитрия Михайловича и Остермана и цесарскаго посланника; недаром же он их к себе привез, знать что для своей пользы, и те слова сказывал он его королевскому высочеству.

Девиер.

[Допрос Т. Скорнякова-Писарева]

Вопрос:

Антон Дивиер сказал на тебя, что говорил ты с ним о некоторых важных делах; о каких важных делах и где и в котором времени ты с ним говорил?

Ответ:

С Антоном Дивиером ни о каких важных делах нигде никоторое время не говаривал. А как были в доме у графа Сопеги, в то время говорил он Дивиер ему, чтоб донесть Ея Императорскому величеству ныне, а после де времени не будет и вас не допустят, а про что доносить, того ему не сказал; и для чего времяни не будет — не сказывал же, и он его не спрашивал, а х чему тот разговор и от кого он его ль Писарева сперва или от его Антона зачался, того не помнит для того, что был тогда шумен, а думал он, что де он есть о том, что за несколько дней пред тем сказывал ему Иван Иванович Бутурлин, что приезжал он Дивиер к нему и говорил ему, что де светлейший князь дочь свою прочит за великого князя, и говорил де он мне, чтоб о том донесть Ея Императорскому величеству. И он Писарев ему Ивану Ивановичу говорил, надобно о том Ея Императорскому величеству донесть. А более того <…> никаких противных слов против персоны Ея Императорского величества и государству не говаривал.

Вопрос:

Он же Девиер роспросом показал, в государынину болезнь дня за два или за день Иван Иванович говорил ему, что ты ему сказывал: светлейший де князь что-нибудь зделал на свою пользу, велел де привезти к себе больных князь Дмитрия Михайловича и Остермана и цесарского посланника <…>?

Ответ:

С Ываном де Ивановичем дни за два ни за день болезни государыниной никогда таких слов <…> не говаривал, а имел с ним разговоры как государыня больна была <…>, такие что светлейший князь в день тезоименитства Ея Императорского величества приказал учинить фейверк бомбардирскою ротою, которого планы для опробации нарисовал два-три на пример, с Васильем Корчминым. Принесли к светлейшему князю, и он взял и отдал полковнику Витверсу, и велел ему нарисовать своим манером, и как тот Витверс нарисованной план отдал светлейший князь Василью Корчмину, а он Писарев при том не был, и как он х Корчмину приехал, и он ему тот план показал, на котором плане нарисовано: столпы и на столбе корона, и к тому столбу привязана веревка с якорем и прикреплен тот якорь в землю, а при том столбе нарисован молодой человек с глобусом и цыркулем, а другою рукою держит за тот канат, которой привязан к столбу, при котором литеры <…> А в толковании написано: <…> показует великий князь, у которого глобус и цыркуль в руке, то есть нынешняя инфермация, и другою рукою держит за канат для предбудущего подаяния. И он Писарев, увидя ту фигуру, спросил Василья Корчмина, кто при том был, и он ему сказал, что при том были, как светлейший князь ему тое фигуру отдавал, барон Остерман, Алексей Васильевич Макаров, генерал-маеор Волков. И от Писарева взяв ту фигуру, ездил к Алексею Васильевичу Макарову и ему показывал, и он ему велел ехать к светлейшему князю, и он приехал и его светлости тое фигуру показывал и предлагал, что та фигура не хороша, и дабы ее переменить. И он светлейший князь сказал, переменить ее невозможно, я де показывал ее государыне, и он Писарев ее светлость спросил то ли б той фигуре государыне объявляли, и он сказал, что не объявляли, вить де того толко писать я не велел и где де ты его взял? И он его светлости сказал, что он взял у Василья Корчмина. И его светлость послал по него Корчмина и спрашивал его, где он тот толк взял, и он ему сказал: я де тот толк взял у Витверя, и он Писарев при той его светлости говорил, что та фигура дурна, и бес толкования многие растолкуют, и светлейший князь велел им обоим ехать к барону Остерману и спросить, велит ли он тое фигуру переменить или той быть, и он Остерман сказал, как они ему с Корчминым растолковали, — и мне де кажетца нехороша. И они те слова сказали светлейшему князю и светлейший князь взял от них с Корчминым тое фигуру и велел нарисовать другую, которая нарисована и сожжена, и с того времени имел он подозрение, что светлейший князь тою фигурою являет наследником великого князя, а как услышал от Ивана Ивановича, что и дочь свою он прочит за него великого князя, то он говорил с Иваном Ивановичем, что мы все крест целовали государыне, и кого она изволит учинить наследником, тому и быть, и тужили о том, что государыня очень больна была, а более того не говорили.