Петля - [3]

Больше всего на этом свете я любила музыку. С детства. С самого раннего. Она меня завораживала. Я могла часами слушать классику, когда мне было всего четыре. Вместо того чтобы играть в игрушки, я сидела с открытым ртом и слушала концерты. Кто-то мечтал о новых куклах, а у меня их самых разных пруд пруди, я же хотела пианино и гитару, и ударные, и вообще, потом захотела свою студию.

Отец нанял для меня частных преподавателей, когда в доме его тетки села за пианино и пыталась подбирать мелодии, совершенно не зная нотной грамоты. Правда он думал, что это блажь и скоро меня отпустит, а он сможет просить меня сыграть для его гостей, чтобы все умилялись и восхищались его талантливой доченькой… Дальше этого я вряд ли пойду. Но ему будет приятно хвастаться моими способностями к музыке. Да, мало похоже на моего отца, но у всех есть свои слабости. Он мной гордился. Только не более чем красивым произведением искусства, в создании которого принял непосредственное участие. Таким образом можно гордиться картиной-подлинником, купленной за баснословные деньги. Ее холят, лелеют, любуются, охраняют… и все же это картина. Не более. Это ощущение меня не покидало с самого детства. Он содрогался от восторга, когда меня хвалили в его присутствии. Ведь я так не похожа на девочек из нашей семьи уже хотя бы тем, что я натуральная блондинка. Я помнила, как злобно шипела на меня двоюродная сестра, которую я оттаскала за косы за то, что плохо говорила о моей маме, называла русской сучкой. Она кричала мне: "Мутантка белобрысая, альбинос. Ты не наша семья — ты выродок. Тебя надо было в детстве утопить". Поколотила я Наргизу тогда хорошо, она урок точно запомнила, а ее мать долго не принимала нас в гости, ссылаясь на плохое самочувствие. Думаю, они все с облегчением вздохнули, когда отец увез меня подальше.

Через несколько лет я уже играла на нескольких музыкальных инструментах и пела в школьном ансамбле. Дальше по нарастающей. Конкурсы, выступления, первые успехи, концерты, записи дисков. Конечно, не без помощи отца, но все же диски раскупали. И я запрещала ему вмешиваться. Не давала лезть в мои успехи. Я хотела сама. Доказать, что что-то могу. Он смеялся и говорил, что без его помощи максимум, на что я могу рассчитывать — сцена одного из столичных ресторанов, и то, только если он этого захочет. А он меня, естественно, туда не пустит. Надо завязывать с этим и браться за ум. Идти учиться.

Ему вообще не нравилось, что я увлеклась музыкой настолько серьезно, да и семья на него давила. Негоже женщине из семьи Нармузиновых по концертам мотаться и светиться везде.

Но я не собиралась сдаваться. Я хотела большего. У нас собрался свой коллектив, своя группа. Мы ездили выступать по небольшим городам, пестрели в соцсетях с новыми треками. Правда, до чего-то грандиозного не дотягивали. Молодежных групп сейчас слишком много, пробиться не просто тяжело, а нереально трудно. Отец периодически интересовался моими успехами и посмеивался, когда я говорила, что особо нечем похвастаться. Предлагал свою помощь, но я отказывалась. Это напоминало своеобразную войну. "Признай, что без меня ты никто", а я не признавала. Я хотела, чтобы меня считали талантливой. Точнее, я в этом не сомневалась, но без общественного признания это ничего не стоило.

Когда мы попытались пробиться на конкурс, я запретила отцу вмешиваться. Запретила давить на жюри, запретила даже звонить в приемную комиссию. Я сказала, что если узнаю, что он помог, то никогда ему не прощу.

Если кто-то и мог подумать, что он испугался моих угроз, то только не я. Ахмеду Нармузинову было глубоко наплевать на чье-то прощение, а на мое особенно, он просто хотел, чтобы я обломала крылышки и угомонилась.

Мы прошли первый отборочный тур и попали на сам конкурс. Это была победа… И сейчас я смотрела на электронное письмо и мне хотелось завопить от радости. Я схватила сотовый, едва он зажужжал, включаясь и высвечивая яблоко на белом экране.

Давай. Включайся. Я хочу, чтобы отец знал об этом. Меня приняли, я прошла. Мне нужно собираться и уже сегодня вылетать. Сегодня-я-я-я. Наверняка, они долго думали… потом позвонил Козловский. Он увидел запись отборочного тура и выбрал меня. Он им сказал, что вот эту девочку тоже надо взять, что она талантлива, и это, наверняка, новая звезда и… Меня унесло. Я прям представляла, как Козловский звонит учредителям конкурса и говорит о том, что он хочет только меня, и без меня этого конкурса не будет.

Отец ответил не сразу. Любит он на линии подержать. А когда взял трубку, я набрала в легкие побольше воздуха и выпалила:

— Пап. Меня взяли-и-и-и. В "Парад планет".

Он выдержал паузу, я даже слышала, как отец сказал кому-то очень тихо, чтоб убиралась. Послышался звон и где-то хлопнула дверь. Очередная девка. Я даже не задумывалась о них. Отца никогда не видели с женщинами. Он не заводил отношений.

— Ну, я рад. Молодец. Поздравляю. Когда вертушку готовить?

— Пап, надо успеть. Конкурс уже завтра, в столице. Сегодня вылететь.

— Иди, пакуй чемоданы, Лекса. Успеешь.

— Я говорила, что люблю тебя, папа?

— Не говорила. Можешь и не говорить, я и так знаю. И еще — без фокусов там. Сами с тобой поедет.