Петля - [29]

Охранники стояли, не шевелясь и остолбенело поглядывая друг на друга. Они не понимали, что должны сейчас делать — броситься помогать или на месте оставаться. Когда доволок ее до машины и к ручке двери потянулся, она вдруг выпалила:

— Да ты бы лучше жену свою так охранял. Может, в живых бы осталась, — я резко остановился и резанул по ней взглядом. Она сразу замолчала и побледнела. Сейчас и правда испугалась. Сильно. Почувствовала, что к чему-то очень болезненному прикоснулась, после чего к черту летит и терпение, и выдержка.

Швырнул ее на переднее сиденье так, что она ударилась о приборную панель. Зашипела и дотронулась рукой до разбитой губы, утирая кровь.

— Ты сама себе сейчас приговор подписала, дрянь малолетняя, — и со всей силы захлопнул дверь.

ГЛАВА 9. Лекса

Меня закрыли в совершенно пустой комнате и обкололи транквилизаторами. Я пролежала там несколько дней. Нет, меня никто не бил, ко мне заходили только затем, чтобы вколоть в вену очередную дозу. Когда я приходила в себя, у меня кружилась голова и рябило перед глазами. Но ненадолго, потому что тут же открывалась дверь и снова появлялись двое охранников. Один держал, другой перевязывал мне руку жгутом, находил вену и снова вводил какой-то препарат, от которого я мгновенно вырубалась, погружаясь в вязкую трясину полусна-полубодрствования.

Та дрянь, что мне кололи, вызывала жуткие кошмары, от которых я орала до хрипоты и билась о стены. Я видела их наяву. Мне казалось, что я тону в черном грязном болоте, и ко мне тянутся страшные и скрюченные руки, они тащат меня на дно. Я слышу голоса, которые говорят мне, что настала расплата. Единственное, чего я не знала, так это того, за что я расплачиваюсь.

Когда в очередной раз пришла в себя с окровавленными, поломанными ногтями, исцарапанная, растрепанная и грязная до невозможности — я поняла, что меня наказывают… Меня держат на препаратах, чтобы сломать. Чтобы я превратилась в бесхребетное существо, в овощ, с которым можно сделать что угодно.

Мне колют какую-то наркоту, и я не знаю, может, меня уже плотно посадили на героин, например, и теперь я зависимая наркоманка. Стало жутко… после того, как действие транквилизаторов прекращалось, меня одолевала жуткая депрессия, я смотрела в одну точку и мне хотелось разбить голову о стену, чтобы не чувствовать ту паническую тоску, которая накатывала волнами и заставляла корчиться, истекая холодным потом.

Значит, вот как он решил отомстить моему отцу — превратить меня в вонючую наркоманку, в конченое зомбиподобное существо, в зверя, нуждающегося только в одном в своей жизни — в дозе. Я не знала, что чувствуют наркоманы. Понятия не имела. И мне было страшно, что я превращаюсь в этот отброс, в огрызок человека. Это не страх, это первобытное ощущение дикого ужаса, что ты теряешь контроль над собственным разумом. Кто-то ломает твою психику, а не тело. Это намного страшнее.

Шатаясь, я ходила по комнате, облизывая пересохшие губы и прислушиваясь к малейшему шороху за дверью. Если они снова придут колоть меня — я буду биться головой о стены, но не дам им это сделать со мной снова. Я должна набраться сил и сопротивляться. Я же умная. Я что-то придумаю.

Преодолевая тошноту, заставила себя съесть еду, которая стояла на подносе с колесиками. Единственная мебель в комнате, кроме двери в туалет с унитазом и раковиной, и кровати. Здесь ничего не было. Даже окон. Похоже на подсобку, которую переделали в комнату. Видимо, все остальные дни меня не кормили, так как сейчас привезли какое-то жидкое пюре, бульон и нарезанное дольками яблоко. Это хороший знак, верно? Значит, меня больше не будут колоть?

Все так же шатаясь, я зашла в туалет и умылась, посмотрела на свое отражение и ужаснулась. На меня смотрела изможденная девчонка с синяками под лихорадочно блестящими глазами и пересохшими губами. Еще несколько дней такого режима — и я вообще перестану походить на человека. Осмотрела вены и подсчитала следы от уколов — ровно семь. Значит, я валяюсь здесь неделю. Ничего не помню за эти дни. Ничего, кроме моих кошмаров и жуткого состояния отходняка от препаратов, а потом повторное погружение в черную яму.

Сегодня меня не трогали, и в тумане я вспоминала, что как только приходила в себя, ко мне, тут же заходили и кололи опять, не давая прийти в сознание полностью.

Вздрогнула, когда в двери повернулся ключ, вцепилась пальцами в края раковины. Но вместо ненавистных охранников увидела Тамару Сергеевну. Она держала в руках аккуратно сложенную одежду и полотенце. Я больше не видела в ее глазах того сочувствия, которое читалось в них раньше. Видимо, ей все же вправили мозги. Она не поздоровалась со мной. Мне даже показалось, что она старается держаться от меня подальше. Не приближаться.

— Вам нужно помыться и переодеться — с вами хотят поговорить.

Наверное, неделю назад я бы послала ее куда подальше, но я не идиотка и быстро учусь. Я поняла, что следующая выходка будет мне стоить намного дороже. А еще дико хотела выйти из этих четырех стен, понять, где нахожусь и как долго. Я кивнула ей.

Постепенно переставало шуметь в ушах, и голова почти не кружилась. Я вышла следом за женщиной и пошла по длинному коридору вдоль бесконечных черно-белых стен. Потом я рассмотрю каждый угол этого роскошного огромного дома. Сейчас мне хватало сил на то, чтобы просто удерживать равновесие и не поддаваться панике, которая снова накрывала с головой. Больше всего я боялась потерять над собой контроль, и сейчас со мной происходило именно это. Я ничего больше не контролировала. Проклятому Воронову удалось меня напугать. Настолько сильно, что я была готова пойти на любые условия лишь бы снова не чувствовать себя беспомощно-сумасшедшей психопаткой с жуткими галлюцинациями.