Но ответ на этот вопрос к нему пришел лишь тогда, когда он увидел нависший над собой кованый солдатский сапог.
– Мамочки! – пискнул Феофан, и что было духу припустил под стол.
Патриарх молодежной литературы Волопаевска проснулся от холода. В комнате не было ни души, лишь тараканы угрожающе высовывали усы из-за батарей центрального отопления.
«Сволочи, – лениво думал Арбатский, растирая вконец скукожившуюся физиономию. – Повылакали все и смылись. Даже разбудить не соизволили».
Но тут его взгляд наткнулся на обугленные пачки «Партийной жизни», и только тогда литератор почувствовал, что в комнате, несмотря на распахнутые окна, все еще попахивает гарью.
«На кой черт они журналы жгли? – подумал Владимир. – Видать, окончательно сдурели».
Арбатский отключился задолго до появления Боюна, а потому и незапланированный финал попойки остался для него полнейшей тайной.
«Настучать на них, что ли? – размышлял застрявший в молодежной категории беллетрист. – Вот пришьют голубчикам глумление над основами общества, сразу забегают, как ошпаренные. Только куда стучать? Горкомовцы из кабинетов боятся высовываться, кагэбешники… Ну их к черту! Раз на карандаш возьмут, потом не отобьешься. Ладно, факт зафиксируем, а там видно будет».
Проверив на всякий случай бутылки, Арбатский разочарованно вздохнул и поплелся к выходу. Внизу, со всей силы тарабаня кулаком в дверь вахтерской, разбудил приученного к подобному обращению дежурного, дождался, пока тот откроет замок и задвижку, и выбрался на свежий воздух.
Старенький «запорожец» покорно ждал загулявшего хозяина. Арбатский плюхнулся на сидение, завел мотор и аккуратно надавил на педаль акселератора.
«Ехать лучше окраинами, – решил Владимир, – а то еще на ГАИ нарвусь и схлопочу очередную дырку в правах. А жаль, можно было б, пожалуй, и подкалымить».
Вообще-то, возить случайных пассажиров в это время суток Арбатский не очень-то любил, логично рассуждая, что ночь – она для сна, а не для того, чтобы за баранкой торчать. Кроме того, народец в последнее время пошел отпетый, жуликов стало полно, ворья разного, просто подонков. И не пикнешь ведь. Ножик под ребра пихнут и все. Для них это, что вилкой бифштекс наколоть. Да, что тут говорить, ночь не самое лучшее время для нормального человека. А с другой стороны, отказываться от возможности зашибить лишнюю копейку тоже неразумно.
Примерно так решил Арбатский, почти автоматически притормозив возле взмахнувшего рукой мужичка в черном костюме и старомодной шляпе. Он молча залез на заднее сидение да хриплым голосом кинул:
– Поехали.
– Куда? – тронув с места, спросил Владимир, разглядывая пассажира в зеркальце заднего обзора.
– В морг.
– В морг, так в мо… – начал так и не состоявшийся беллетрист и запнулся. – Не понял?
– Понял.
Арбатский пожал плечами. Как говорится, хозяин – барин. Только вот зачем этому типу в морг в половине второго ночи, понять он не мог. Снова глянул в зеркальце. Мужик как мужик: в годах уже, глаза темные, брови густые, нос длинный, крючком, правда, лицо бледное чересчур.
– У вас кто-то умер? – спросил Владимир.
Пассажир молчал.
«Наверное, – заключил Арбатский. – Тогда все на свои места становится. Человек едет на опознание трупа, вызвали значит, дело это, как водится, безотлагательное. А вообще-то, это даже неплохо. Морг – это серьезно, это даже гаишников убедит, если они запашок учуят, не к ночи будь помянуты. В морг развлекаться не ездят».
На том Владимир и порешил, после чего мыслями вернулся к событиям в Доме литераторов.
«Гады, эти письменники. Уж поди дрыхнут давно. Им-то что – печатайся да гонорары пропивай. Вот и все заботы. Одно радует – Бубенцова сегодня завалил. Вот он-то, наверняка не спит – переживает. Теперь долго в секцию не сунется. Эх, еще бы Людку Виноградову прижать! Обнаглела баба до предела. Разъезжает по семинарам да конвенциям, кем-то там руководит, у кого-то учится – и все на халяву. Ну, ничего, и на старуху бывает проруха, стравлю я ее с кем-нибудь повлиятельнее, тогда посмотрим, куда спесь денется?..»
За приятными этими раздумьями Арбатский едва не проскочил нужный поворот. Завизжали шины, «запорожец» скособочился, но все же в узкую улочку сумел вписаться.
– Фу, – выдохнул Владимир, – приехали!
Потом огляделся и снова вздохнул. Признаться, не любил он это место. Улица старая, тихая и безлюдная. Дома тоже старые, с облупившейся штукатуркой, с подслеповатыми, маленькими окошками, вроде бойниц. И название дебильное – улица Вязов. Прямо как в фильме про Фредди Кpюгеpа. Правда, когда это название улице давали, никто про Крюгеpа и не слыхал. Просто давным-давно кому-то из начальства взбрело в голову переделать звучные дореволюционные названия в более нейтральные. А так как он особым интеллектом не обладал, то и появились улицы «платанов», «кленов», «сосен» да «берез».
Пассажир открыл дверь, и, выбравшись из машины, прямиком направился к двери, над которой горела, мерцая и подрагивая, вывеска: «Городской морг».
– Мужик! А платить? – встрепенулся Арбатский.
– Потом, – не оборачиваясь, бросил тот через плечо.
– Когда, потом? – возмутился литератор.
