Петля - [70]

Поляков опасался начинать такую операцию вместе с Барсуком. Полковник видел его в деле при схватке в Голицыне. И его поведение не понравилось Олегу Ивановичу.

— Ты знаешь эту базу? — спросил он с недоверием.

— Да, как собственную квартиру, — ответил Барсук.

Это было как раз то, чего боялся Поляков.

— Пять лет назад я отслужил там полгода, — похвастался Барсук. — Но, по словам Алексея, с тех пор мало что изменилось. Никакого строительства не вели, живут, как на полевых учениях. Для профессионального солдата это просто оскорбительно, да и тяжело. А канцеляристы в Генеральном штабе просто ткнули булавкой в карту, обнаружили воинскую точку и, не глянув, направили туда из Чехословакии целую дивизию — шесть тысяч человек и две сотни танков. Ведь они должны были знать, что там нет никаких условий для ее размещения. Впрочем, везде так, во всей стране. Вот и доходят армейцы до ручки, чуть не до грани восстания.

— Алексей может показать, как проникнуть на территорию? — спросил Поляков.

— Он оставил мне план местности. — Барсук снял берет и достал из-за подкладки листок. — Там множество дыр в заборе. — Барсук повел поцарапанным грязным пальцем по карандашному наброску расположения казарм. — Внутри базы есть обширные пустыри и площадки для тренировок. Командование не может контролировать все пространство. Арсенал расположен вблизи основных зданий. Но между ними и забором как раз и есть пустырь. Трое бойцов патрулируют ограду. Но у них обычные проблемы. Их больше беспокоит, как перетерпеть очередную холодную ночь, чем следить за забором. Мы их либо подкупим, либо пристрелим.

Барсук был в своей роли, и в конце концов Полякову пришлось ответить на вызов.

— Заметано! Завтра ночью отправимся. — Он сильно ткнул Барсука в грудь в знак состоявшегося товарищества. — Нужно, чтобы ты довел нас и еще четырех человек для укладки оружия в грузовик. — Он обернулся к Марченко. — И еще требуются деньги, чтобы кое-кого подмазать.

Генерал неопределенно покачал головой, подсчитывая, сколько это может стоить.

— Рассчитывай на двадцать миллионов, — заявил он наконец. — К завтрашнему дню будут.

Он было направился к двери, но остановился.

— А прежде чем вы отправитесь во Владимир, я должен загнать в угол этого мерзавца Зорина.

— Каким же образом? — спросил Поляков, но Марченко уже вышел.

Полковник испытывал прилив энергии от свалившейся на него ответственности. Ему нравилось ощущение своей необходимости и то, что он нужен именно для работы, которой посвятил всего себя: всю жизнь он убивал. Да, он презирал Марченко. Генерал обманул его, выгнал из КГБ, втянул в преступные махинации. Все так. Но он же дал Полякову и работу, настоящую работу, и ощущение значимости, нужности!

Машина Марченко стояла там, где была оставлена. Мотор работал, шофер, как всегда, дремал. Легкий снегопад прикрыл городское убожество, и Таганская площадь стала выглядеть как на почтовой открытке. Впервые за этот день напряженность спала. Генерал провел все сорок пять минут дороги до Архангельского в легкой дремоте на заднем сиденье, краем уха слыша, как Российское радио долдонило надоевшие аргументы тех, кто выступал за немедленную и жесткую экономическую реформу, а также консерваторов, которые предупреждали о социальной катастрофе и требовали чрезвычайной осторожности.

При въезде в дачный поселок старая Катя, как всегда, выскочила из сторожки, открыла широкие ворота. Как обычно, передние фары высветили ее приветливый жест и беззубую улыбку. На этот раз внутренняя асфальтовая дорога оказалась почему-то не подметена. «ЗИЛ» проследовал по свежим автомобильным следам в самую середину поселка. Марченко обратил внимание, что следы вели дальше, к неосвещенной «Волге», запаркованной под деревьями. Но у него это вызвало лишь мимолетный интерес. «ЗИЛ» повернул направо к даче, где Виктора Петровича всегда приветствовали уютные домашние огни.

Марченко открыл дверцу и попросил шофера приехать за ним в семь утра. Мотор снова заурчал, и лимузин отъехал. Под высокими соснами Марченко постоял, глядя на свой дом. Таня всегда открывала ему, никогда не приходилось шарить по карманам в поисках ключей. Но сегодня Таня не появилась.

Он нажал кнопку звонка. Затем нетерпеливо толкнул дверь. Та приоткрылась на несколько сантиметров. В щели показались испуганные глаза. Затем он, переступив порог, увидел Таню, закутанную в толстую шерстяную шаль, которую она прижимала к груди. Марченко заметил, что жену трясет. Она стояла с заплаканными глазами и была смертельно бледна.

— Ты больна, дорогая?

Таня вся дрожала, и ее глаза были устремлены куда-то поверх головы Марченко. Он обхватил ее руки, чтобы поддержать и успокоить.

— Ты больна? — снова спросил он.

— Не-е-ет, — пролепетала она. — Пистолеты… какие-то люди.

Она пыталась говорить внятно и связно, однако не получалось. Силилась показать рукой, но будто окаменела.

Марченко — полицейский и бандит — сразу заменил домашнего Виктора Петровича. Оставив входную дверь открытой, он двинулся осторожными шагами в прихожую, затем мимо лестницы в жилую комнату. Он почувствовал кровь, прежде чем увидел ее. Дул сквозняк, приносивший снег и холодный воздух в помещение. Откуда-то донесся звук отъезжающего автомобиля.