Петля для полковника - [18]

— Слушай, — Балакин уселся поудобнее. — Приезжал ко мне Николаич со всей своей компанией. По-моему, зря ты меня в это дело втравил. Но сделанного не воротишь. Поэтому нужно обсудить.

— Господи, да что такое? — не понял Федор.

— Бога в черных делах не поминай, бог этого не любит. Была с ними бабенка, жена киреевского помощника. Мне тебе рассказывать не надо, навидался дамочек. Так вот, те, что к деньгам, к хорошим магазинам, дорогим портным и дефициту дорвались, особенно тщательны в своем облике. А жена Пастухова... На ней костюм был с чужого плеча. — Игнат из-под бровей значительно посмотрел на Федора. — А на ком бывают чужие наряды? Ну, не молчи, догадывайся... — Преснецов пожал плечами. — На ряженых, дорогой. Вот... Это первое, что мне не понравилось. Могу я думать, что женщина, выдающая себя за жену Пастухова, одетая в чужой импортный дефицитный костюм, — переодетая лейтенантша-милиционер? Могу. И стал я рассуждать дальше. Ты видел Бориса Пастухова?

— Нет, — дрогнувшим голосом ответил Федор.

— Жаль. А то и тебе бы показалось подозрительным, что человек с таким лицом взялся за наше хитроумное дело.

— Что, «валенок»? — с облегчением спросил Федор.

— Если бы... У него обличье комсомольского вожака. А хочешь — передовика с плаката. Или опера, работающего под простака.

— Да хватит, Игнат... Бдительность, конечно, нужна, но...

— Ты подожди. Я еще не все сказал. Знаешь, кто у Киреева в кафе экспедитором и шофером служит?

— Виноградов, член сборной, хоккеист...

— А где ты видел, чтобы эти короли жизни, спортсмены, при титулах и медалях в кооператоры, тем более в экспедиторы шли. Я точно знаю, куда они пристраиваются, когда в тираж выходят. По канцеляриям спортивным сидят, во-первых, во-вторых, в дипкурьеры идут, а у кого сила и сноровка уцелели, — Балакин со значением поднял указательный палец, — опять-таки отправляются в МВД. В розыскники, в оперативники! Там их спортивная ловкость очень нужна. Так сказать, при задержаниях с применением...

— Игнат, твоя озабоченность объяснима, но есть же логика!

— У меня своя логика. Как только Киреев завел со мной дела, тут же в совхозе — проверка за проверкой, разные комиссии: и районные, и областные. Но суть одна. Ищут. И что примечательно: люди, которые, приезжают, ни мне, ни нашему директору практически не знакомы. Вот.

— Если ты думаешь, что Киреев... — Преснецов вдруг вспомнил недавно прочитанный политический детектив времен февральской революции, документальный, серьезный. — В Азефы Витек не годится. И на попа Гапона не тянет...

Взгляд Балакина был так остр, что Федор почти протрезвел. А Игнат Игнатьевич продолжил:

— Не тянет? То, как мы с ним мяском играемся, — пустячок. Особенно если учесть былые достижения. Уж через что мы прошли! А он уцелел, хотя сидел на самом гребешке. Через кого рыба к нам на холодильник поступала? Кто был на связи между нами, поставщиками и Треуховым? Киреев! Так-то! А его даже в качестве свидетеля не вызывали, когда Треухова взяли.

— Так ювелирно же работали...

— Они тоже ювелирно работали, МВД-то... А может, тогда-то его и завербовали. Хочешь жить, хочешь свободы — так помоги выловить остальных, но доказательно. И смотри, как он легко в это новаторское предприятие затесался. Без посторонней заинтересованной помощи вмиг кафе не откроешь. Я знаю. Мне говорили. А Витек только захотел — и пожалуйста. Все это нужно кое-кому!..

— Нет, не верю. — Преснецов сломал сухую ветку.

— А я тебя не заставляю верить. Я прошу подумать. Еще такой факт. Зачем это Киреев пришел к тебе первому? Он что, не мог сразу мне позвонить? Телефончика у него не сохранилось? Он, жук, найдет, когда ему чего надо, из-под земли.

— Он приходил ко мне, потому что искал выход на холодильник. А я его к тебе послал, ведь холодильнику как боевому подразделению давно хана. А что везет Кирееву, так ему всю жизнь везет. Под везучей звездой родился.

— Меня не надо агитировать. Я знаю, на чем он выехал. Орал громче всех, когда еще студентиком был. По целинам катался. Только вкалывал там не руками, а языком. А тогда все по целинам катались и все орали, у кого была луженая глотка и пара незатасканных мыслишек. А если еще родственники репрессированные, так вообще... Правда, репрессированных родственников у Киреева не было, зато папаша был — герой войны, герой труда... Крикуны-то те в клетчатых ковбоечках, кроме людей не изверившихся да как-то прижившихся, после кто спился, кто диссидентами назвался, а кто... скурвился. Чихнули они на высокие принципы. А что? Логика развития. Орали, ничего не выкричали, так надо руки включать, а руки к себе подгребают. Это мне все понятно. Как понятно и другое. Времена изменились, и этот блестящий везучий курвяк изменился вместе с ними. Он привык жить на гребне. Сейчас, чтобы удержаться на гребне, ему выгодно не просто полить грязью былое, но и... помочь разоблачить. И не на словах — на деле, вот что ценно сегодня — дело. К тебе он к первому явился прозондировать, чем ты дышишь, на что живешь и как.

Преснецов только вздыхал. Он вспомнил, как когда-то давно Балакин да еще кое-кто из тех, кого уж и на свете нет (утихли или отбывают заслуженное этим двадцатилетием), познакомились с этим умницей Киреевым. Треухов называл его другом и братом. Сначала было любопытно, потом временами противно слушать изящные идейные речевки. Затем интересно стало наблюдать, как этот изощренный демагог строит изощренные комбинации. Правда, бывало, посмеивались над Киреевым: не профессионал, не видит, что путь к деньгам куда короче, чем тот извилистый, на который он чаще всего выбирается. Даже там, где не надо, где только дурак не положит в карман провороненное добро. Но он не сбивался, а результат получал не худший, чем те, кто пер напролом. Конечно, спускал Киреев нажитое быстрее, за это его тоже осуждали. Но каждому свое. Кирееву — женщины и роскошь. Привык генеральский сынок серебром с саксонского фарфора жрать. «А в общем, — подумал Федор, — нам всем, пробившимся к «житухе», к водке, к деликатесам, к шмоткам, к сертификатам, к уверенности, что завтра не надо думать про наличность, всем нам Витек нравился тем, что он со своими высокими мыслями, красивыми речами, генеральским происхождением, изворотливостью и приличными манерами, в сущности, такой же подонок, как и мы. И если нам еще есть чем оправдать, так сказать, грехопадение, мол, с детства слаще морковки не ели ничего, то ему не оправдаться, он по сути своей подонок и вор». Федор окончательно протрезвел.