Петля для мага - [42]

Служки подхватили тушу и осторожно положили в огонь. До гостей, несмотря на прекрасную вентиляцию, донёсся запах горелой шерсти, и Варе, крепко зажмурившей глаза, когда началось жертвоприношение, пришлось ещё зажимать нос, чтобы не чувствовать этих запахов.

Неожиданно погасли все факелы, зато огонь в очаге загудел с неимоверной яростью. Жертва сгорела почти мгновенно и рассыпалась мелкими угольками, которые тоже прогорали, оставляя после себя пепел.

— Откуда такая температура? — подумал Костя и тут же понял, что и Роман и Варя его слышат. — В крематории она около тысячи градусов, и то нужно почти полчаса, чтобы сгорело тело.

— Ты ещё не привык к чудесам? — послышался в голове насмешливый голос Варвары.

— Любая магия, на территории храма, начиная от нижней ступени лестницы, запрещена, — вмешался Роман. — Собственно, она и не действует. Всё необычное происходит по воле богов. Так и узнают об их появлении.

Тем временем огонь в жертвеннике догорел, и наступила полная темнота. Пение усилилось, напоминая гул от камнепада где-то в горах.

Неожиданно зажглись огоньки похожие на свечи и осветили десятка два-три лиц статуй. Некоторые из них и лицами нельзя было назвать. Это были морды каких-то демонов или чудовищ.

— Младшие боги пожаловали, — подсказал Роман голосом экскурсовода. — Что-то многовато их сегодня.

Почти сразу после его слов огоньки погасли, но зато загорелось несколько новых около статуи солидного бородатого бога.

— Арраим, отец всего, — почему-то тихо сказал Роман.

Но и эти огни угасли, а на смену им вспыхнули несколько длинных языков пламени, высветивших обнажённую фигуру толстой женщины с мощными бёдрами отвислыми грудями и выпуклым круглым животом. Пожалуй, ни один художник не назвал бы её красивой, но было что-то очень родное и тёплое в этой немного неуклюжей женщине. Сразу вспоминалась мамино тепло или бесконечная доброта бабушки. Хотелось спрятать лицо среди этих не эстетичных грудей, чтобы почувствовать себя ребёнком, защищённым от всех невзгод сурового внешнего мира. И даже непривычные четырёхпалые руки, сложенные на животе, не портили этого ощущения.

— Праматерь, — прошептал Роман и замолк, как бы испугавшись собственной дерзости.

Пение мгновенно умолкло и все лемуры, включая жрецов, распластались на полу, уткнув лица в каменные плиты.

Это продолжалось недолго, минуту, может быть две, но, как бывает при точно выверенной паузе в театральной постановке, напряжение за этот короткий временной промежуток возросло до критического предела. Когда огни рядом с Праматерью погасли, и снова загорелись факела по всему залу, не все лемурийцы смогли подняться. Служки ходили среди людей и с помощью холодной воды помогали очнуться самым впечатлительным.

— Приветствуем тебя, посланец давшей нам жизнь и продолжающей пестовать своих неблагодарных детей, — звучным голосом, перекрывающим возню в зале, провозгласил Первый из одиннадцати.

После этих слов Роман поставил ногу, отмеченную багровыми знаками, на одно из двух ровных возвышений на краю площадки. К нему сунулся, было, служка, собираясь зажечь факелы около этого места, но резко остановился — факелы вспыхнули сами.

По толпе прокатился одобрительный ропот, и, как по команде, вперёд выступили жрецы. Всё действо напоминало хорошо отрежессированный спектакль, но Роман знал, что чудо явления Праматери не было запланировано и произошло впервые с тех пор, как народ му ушёл с Земли.

Первым подошёл самый младший — Одиннадцатый из одиннадцати. Приблизившись к краю площадки, он положил на второе возвышение простенький браслет из бус, сделал шаг к Роману и осторожно поцеловал его ногу рядом со знаками. Проделав всё это, жрец, пятясь, вернулся на своё место.

Процедура повторилась ещё десять раз, вот только Первый, закончив её, не вернулся на место, а поднялся на площадку и подошёл к Косте. Там он снял с себя камешек с дырочкой вроде тех, за которыми охотятся курортники на морском побережье, называя их «куриный бог», и одел на шею гостю. Точно такой же подарок получила и Варвара.

Жрец остался на площадке, а гости после неслышной команды Романа, ознакомленного с ритуалом заранее, спустились вниз и направились к выходу. Толпа расступилась, освобождая дорогу, но смотрели все на Первого.

Если внутри народу было очень много, то снаружи колыхалось просто море из человеческих голов. Казалось, все жители планеты явились к храму. Лестницы не было видно из-за человеческих тел, но и дальше подножие горы было покрыто сплошным шевелящимся ковром.

Роман решительно направился прямо в гудящую толпу, и повторилось то же, что и в храме: люди, не оборачиваясь, расступались перед ними, но продолжали смотреть в небо над лесом. Там, как на большом экране, было видно всё, что происходило в храме и лемурийцы с жадным интересом внимали зрелищу.

Впервые они увидели женщин — лемуриек. Те были одеты более изящно, чем мужчины: в цветные подобия платьев, и украшены разноцветными сверкающими на солнце камнями. Детей не было видно.

— И правильно, — ответила своим мыслям Варя, — что делать малышам на этом сборище?

— Что ты имеешь в виду? — спросил Костя (способности к телепатии исчезли, как только они покинули храм).