Петербургская Коломна - [33]

Глава 3 Дома и люди Офицерской улицы

Неширокая, всего лишь 15 метров, Офицерская улица начиналась от Вознесенского проспекта, одной из главных и красивейших магистралей Петербурга. Ее территория в основном была окончательно оформлена строениями середины XIX века. Жилые дома в четыре и пять этажей различаются деталями отделки и составляют в настоящее время единую панель застройки, оживленную плоскостным декором и цветной штукатуркой. Существующий ныне облик жилых зданий сложился здесь в процессе неоднократной перестройки и надстройки более ранних строений. Доходные дома Офицерской улицы нередко приспосабливались для различных учреждений.

Далеко не всяким жителям Коломны были доступны здесь отдельные квартиры. Из-за высокой квартирной платы многие студенты, мастеровые, музыканты и артисты снимали на Офицерской так называемые меблированные комнаты. Как правило, хозяйки подобных жилых помещений брали внаем у местных домовладельцев несколько дешевых квартир, обставляли их комнаты примитивной, недорогой мебелью и впускали в них жильцов за приемлемую для тех плату. Подобная деятельность являлась довольно выгодным делом и в итоге приносила им стабильный и ощутимый доход. Мебилированные комнаты на Офицерской улице располагались в домах № 7, 8, 11, 17, 19, 20.

Довольно продолжительное время, вобравшее в себя многовековую историю Петербурга, Офицерскую улицу почему-то обходили вниманием историки, краеведы и даже составители фундаментальных справочников советских времен.

А ведь здесь бывали, жили и работали знаменитые деятели России, признанные писатели, поэты, композиторы и артисты.

Дома и старинные особняки этой уникальной улицы нашего города свято хранят память об этих замечательных людях и их деяниях.

В наши тревожные дни особенно актуально звучат применительно к Офицерской улице слова убежденного сторонника наглядного показа истории, Николая Павловича Анциферова, утверждавшего в 20-х годах XX века, что «в эпоху кризисов великих культур особенно остро пробуждается сознание содержавшихся в объектах города духовных ценностей, наиболее ярко поднимается чувство любви к ним и вместе с тем желание и жажда хранить их и защищать».

Действительно, в смутное время, когда колеблется жизненность великой русской культуры, сердце невольно стремится погрузиться в нее, слиться с нею теснее и разгадать ее.

Офицерская улица уже давно пережила пик своей славы. Померкли ее былой блеск и великолепие. Однако для тех, кто остается неравнодушным к истории нашей великой культуры, прошлое внезапно оживает, оборачивается выразительными картинами и наполняется голосами наших далеких замечательных предков, имевших некогда «свое местожительство в Офицерской улице, Коломенской или Казанской частях города Санкт-Петербурга».

ОН ВСПОМНИЛ О ЛАНСКОЙ…

На углу Офицерской улицы и Вознесенского проспекта в 20-х годах XIX века находился небольшой дом № 1 – строение весьма скромного типа, занимавшее согласно архивной официальной справке участок по Офицерской улице протяженностью в 15 саженей. Особняк принадлежал генерал-лейтенанту Павлу Петровичу Ланскому. Дом не раз менял наружный облик, следуя капризам архитектурной моды и вкусам своих владельцев. К сожалению, как выглядело это здание почти два века тому назад, можно увидеть лишь на чертежах коллекции Берхгольца, хранящихся ныне в Стокгольме.

Утром 14 декабря 1825 года молодой офицер лейб-гвардии Конного полка князь Александр Иванович Одоевский, один из близких друзей А.С. Грибоедова и А.С. Пушкина, находился среди восставших на Сенатской площади. Он не входил в узкий круг организаторов восстания, но его влекли высокие идеалы дружбы, товарищества, служения Отечеству. «Его пылающая душа казалась огненным лучом, отделившимся от солнца, так она была ярка», – так сказал о нем один из его друзей. Князь со всей страстью примкнул к восставшим. 14 декабря ему поручили командовать стрелковой цепью перед мятежным каре. Одоевский оставался там до той минуты, пока не загрохотали пушки, изрыгая из своих жерл смертоносную картечь. Покинув площадь, уходил, потрясенный увиденным зрелищем, в панике и почти в невменяемом состоянии: рухнули надежды на победу и успех восстания.

Ул. Декабристов, 1. Современное фото

Впоследствии Александр Иванович так вспоминал о пережитом в этот день: «Пошел куда глаза глядят. На Канаве (канал Грибоедова. – Авт.), переходя ее, попал в прорубь, два раза едва не утонул, стал замерзать, смерть уже чувствовал; наконец высвободился, но совсем ума лишенный». «Куда идти?» – думал вконец окоченевший, в обледенелой одежде Одоевский. Повернуть домой? Нет, на это он не решился. Перебирая в памяти адреса добрых знакомых, живших вблизи Екатерининского канала, к кому бы еще хватило сил добраться, вспомнил о Ланской, приходившейся ему родной теткой и жившей неподалеку от «Канавы» – на углу Офицерской улицы и Вознесенского проспекта. Собрав последние силы, кое-как добрел до теткиного дома. Открыли дверь. Войдя в дом, он упал и потерял сознание. Придя в себя, попросил сухую одежду и возможность немного передохнуть в тепле. К своему великому удивлению, он не только не встретил ожидаемого сочувствия и помощи у родных, а, наоборот, вызвал у них приступ искреннего возмущения и негодования, особенно со стороны тетушкиного мужа – генерала Ланского, добропорядочный дом которого, оказывается, теперь опозорен появлением в нем человека, поднявшего руку на самого государя. Едва державшийся на ногах Одоевский с недоумением и непониманием смотрел на испуганные жалкие лица своих родных и близких, ставших вдруг совершенно чужими и безжалостными к нему людьми.