Пьесы - [8]

точнее следовало бы сказать: экзистенциальный «над-текст» (подтекста в сущности у Марселя нет) — если можно так назвать ощущение трансцендентного характера проблем, с которыми его герои сталкиваются в условиях трагических событий повседневности.

Переживаются беды общечеловеческого масштаба, и переживаются они человечески, в полную меру, или, как сказала бы героиня из «Человека праведного» — «со всем, что есть в человеке лучшего и худшего»: это по существу — темы, которые затем проходят через всю экзистенциалистскую литературу Германии и Франции, а в сороковые годы получают свое воплощение в философии и драматургии Сартра. В частности, пьеса Сартра «При закрытых дверях» имеет нечто общее с «Человеком праведным», хотя пафос здесь противоположен: это разрушение человека в собственных глазах путем уничижительного суждения (у Сартра — взгляда) другого.

Возможно, из всех экзистенциалистов Марсель был самым «экзистенциальным»: и, на наш взгляд, именно в его реалистической драме это сказалось сильнее всего.

Некоторые исследователи считают Марселя в первую очередь драматургом, и лишь затем — философом. Мнение, разумеется, не самое распространенное, но, хоть это может показаться парадоксальным, его горячо поддержал бы сам Марсель; собственно, с годами он все больше подтверждал такие суждения о своем творчестве. Действительно, рефлексия драматурга играла в его разносторонней деятельности огромную роль; мысль постоянно проделывала необычный для философа «обратный» путь: от театра, через театр — к философии. Пьесы, с их конфликтами, он считал первостепенными, видя в них жизненное средоточие проблем, а свою философию — производной от них, вторичной. «В действительности, — писал Марсель, — философская мысль начинает понимать себя и конкретно определяться только в драме, через драму»[17].

Более того, можно обнаружить существенное расхождение между философским учением — и драматургической практикой Марселя; рискнем утверждать, что это далеко не одно и то же… Пьесы, все, вылеплены из материала повседневного взаимного непонимания, несовпадения, мучительных, безнадежных попыток понять, — тогда как марселевская философия сосредоточена на анализе получивших широкую известность категорий надежды, открытости навстречу другому, расположенности (disponibilité). Но жизнь в пьесах «гнет» свое, тянет в сторону… Весь этот опыт неудавшихся попыток понять и сострадать так часто приводит на память Г. Грина — с той же ранимой верой, с тем же антиклерикальным католицизмом. Кажется, что только герой Грина мог бы сказать, как говорит один из персонажей Марселя: «никогда не достаточно быть абсолютно правым».

Марсель однажды заметил, что если бы Сартр и не писал своих пьес (это вовсе не означает, что Марсель недооценивал своего оппонента: он восхищался мастерством Сартра-драматурга), без них — при всей их оригинальности и сценическом воздействии — мы знали бы о его мировоззрении ровно столько же: оно полностью выражено в его философских сочинениях[18]. Именно этого нельзя сказать об авторе приведенных слов. В пьесах перед нами в каком-то смысле — другой Марсель, которого мы не знаем.

Г. Тавризян

ПЫЛАЮЩИЙ АЛТАРЬ (La Chapelle ardente)

Пьеса в трех действиях. Написана в 1925 году

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Алина Фортье

Октав Фортье, ее муж, полковник

Ивонна Камбрен, их дочь

Маленький Жак, ее сын

Мирей Прадол, молодая девушка, живет в семье Октава Фортье

Марта Вердэ, сестра Октава

Андре, ее сын

Луиза, горничная

Анна, горничная

Время действия 1920–1921 гг.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

^{Просторная гостиная в загородном доме. Две двери — справа и слева; в глубине — большой, почти во всю стену, застекленный выход в сад.}

^{Алина сквозь лорнет смотрит в сад, затем подходит к звонку у камина, нажимает на кнопку. Минуты ожидания.}

Луиза (входит). Мадам звонила?

Алина. Что там за игрушки?

Луиза. Не сердитесь на меня, мадам. Это госпожа Камбрен велела мне подняться с ней на чердак, посмотреть, не найдется ли среди вещей господина Раймона (Алина вздрагивает) игрушек для Жако.

Алина. Вы спросили у меня разрешения?

Луиза. Я собиралась, но госпожа Камбрен сказала, что в этом нет надобности. А когда мне велят…

Алина. Луиза, здесь я одна отдаю распоряжения.

Луиза. Я думала, мадам не будет возражать… поскольку это для ее внука…

Алина. Извольте отнести эту коробку туда, откуда вы ее взяли.

Луиза. Но когда госпожа Камбрен увидит… ведь Жако в самом деле нечем играть.

Алина. Очень жаль, что моя дочь не захватила с собой все, что нужно ребенку. Впрочем, Виктор сейчас собирается в город, он купит необходимое.

^{Из сада вбегает Мирей. На ней платье для тенниса, в руке — ракетка.}

Алина. Так скоро, дорогая?

Мирей. Да, дальше уже пришлось бы играть под палящим солнцем.

Луиза. Вам приготовить другое платье, мадемуазель?

Мирей. Нет, спасибо, я останусь в этом.

Алина (обращаясь к Луизе). Сделайте, пожалуйста, как я сказала.

Мирей (подойдя к Алине, с нежностью). Я с тобой еще не поздоровалась как следует (помолчав) …мама.

Алина. «Мама»… Ты уверена, что тебе хочется называть меня так?

Мирей. Да. Позволь мне это.

Алина. Не знаю… Меня смущает…

Мирей. Согласись: будь я его женой, ты бы находила такое обращение совершенно естественным.