Пьесы - [13]
Алина. Мне должны принести вишню, которую я ей обещала.
Андре (после затянувшегося молчания). Кстати, час уже поздний, я должен с вами распрощаться; тем более, что врач предостерегал меня от слишком быстрой ходьбы.
Алина. Да, разумеется.
Андре (обращаясь к Мирей). Не зашли бы вы как-нибудь к нам, проведать мою маму?
Мирей (рассеянно). Да… конечно.
Андре. Могли бы мы условиться о дне?
Мирей (глядя на Алину). Наверное.
Алина. Дорогая, это ты решай.
Мирей. Скажите ей, что я пришлю записку.
Андре. Не откладывайте слишком надолго… До свидания, тетя. (Уходит.)
Алина. Отчего у него был такой грустный вид, когда я вошла? Если врач его и в самом деле обнадежил…
Мирей. У него могут быть другие огорчения.
Алина. Андре всегда был очень озабочен своим здоровьем; я его не виню, оно у него и вправду хрупкое… Хотя временами он слишком осторожничал. Раймон даже подшучивал над ним.
Мирей. Все же у него могут найтись другие поводы… для тревог. (Она произнесла это слегка дрожащим голосом, не глядя на Алину. Обе молчат.)
Алина. Дорогая, раз уж ты сама решила говорить мне «мама», — ты знаешь, я об этом и не мечтала и, может быть, даже не очень хотела этого…
Мирей. И что?..
Алина. Пожалуйста, дай мне договорить, уверяю тебя, это важно, — не следует, чтобы такое обращение было всего лишь проявлением деликатности: пусть это будет правда твоего сердца.
Мирей. Но это и есть правда.
Алина. Доверься мне.
Мирей(довольно резко). Но ты прекрасно знаешь, что мне не остается ничего другого, как доверяться тебе… потому что они все умерли, потому что у меня нет никого, кроме тебя… К тому же, с моим характером я не могу что-то важное держать в секрете.
Алина. Разве о секретах речь? Но тень двусмысленности отравила бы нам все, ты это знаешь. Ведь наша общая утрата, она привела нас к…
Мирей. Не будем говорить об этом…
Алина.…к истинной душевной близости, родная. Я не могу сказать, что эта близость дала мне стимул жить, но благодаря ей я существую… Подумать страшно, что будет, если ее что-то подорвет.
Мирей. Но этой близости ничто не грозит.
Алина. Как раз могло бы грозить, дорогая, но мы не должны этого допустить. (Протестующий жест Мирей.) Пойми меня: в твоем возрасте человек не может — и не должен — ручаться за себя. Ты меня понимаешь? Не должен. Люди меняются; это страшно, но это так. В тебе может зародиться…
Мирей. Не продолжай, я догадываюсь; но такое предположение не только беспочвенно, оно… Ты же прекрасно помнишь, что я тебе сказала, когда мы были там… когда нам показывали эти опустошенные поля, эти склоны, на которых никогда уже ничего не произрастет… (Глухо.) Я — как эти поля.
Алина. Рискованное утверждение; и даже несколько… надуманное.
Мирей. Твои слова оскорбительны.
Алина (мягко). Как ты уязвима, дорогая. Но я, во всяком случае, заверяю тебя: какие бы признания ты мне ни сделала в будущем — они ничего не изменят в наших отношениях.
Мирей (с горячностью). Ты веришь в это — но ты обманываешь себя, ты не сможешь этого вынести, подумай!..
Алина. Доверие, каким я его мыслю, может быть только абсолютным; отдав его однажды, я не беру его назад… Даже если ты когда-либо решишь устроить свою личную жизнь с другим, что, по сути, в порядке вещей…
Мирей. Мама!
Алина. …это ведь не будет с кем-то недостойным… нет, после того, что тебя ожидало, что должно было произойти… это не станет моральной деградацией, я знаю, ты на такое не способна. Им не может быть прожигатель жизни, как, скажем… ну, не знаю, как этот Шантёй, который никогда не сумеет…
Мирей (еле слышно). Но почему — Шантёй?
>Из двери, ведущей в сад, входят Октав и Ивонна. Октав держит на плечах маленького Жака, который хлопает в ладоши, испуская воинственные крики.
Октав(готовясь опустить ребенка на пол). Ну все, малыш, хватит…
Жак. Еще, дедушка, еще!
Октав. Еще раз вокруг лужайки?.. Ну хорошо, только один раз.
Алина (мужу). Если этот ребенок станет совершенно невыносимым, это будет твоя вина.
Ивонна. К счастью, мама, есть ты — постоянный противовес!
Октав (Жаку). Ну, ладно. Остальное — завтра.
Мирей (подходя к малышу). Здравствуй, Жако! (Ласково треплет его волосы, но, поймав на себе пристальный взгляд Алины, резко выпрямляется. Ивонне.) Что, его опять искусали?
Ивонна.Я только минуту назад говорила: до тех пор, пока не будет осушен пруд…
Октав (Ивонне). Пойдем, я собирался тебе кое-что показать. (Выходит в правую дверь.)
Ивонна. Но поскольку здесь принцип — ничего не менять…
Алина. Перестань.
Ивонна. Ну, Мирей, будь ты свидетелем. Здесь полно мебели, совершенно ненужной, которая пригодилась бы в моем доме. Я ведь не говорю о дорогих вещах.
>В этот момент возвращается Октав, он очень бледен.
Октав (вполголоса, Алине). Это ты унесла брошюры?
Алина. Да.
>В застекленную дверь стучит садовник.
Октав (еле сдерживаясь). Могу я узнать, куда ты их положила?
Алина. Пожалуйста, потом.
Октав. Надеюсь, они хотя бы целы?
Алина.Я их просто убрала отсюда. Алексис, что там, вишня? Мы давно ждем ее! (Берет корзину.) Цветы?… Это, кажется, тебе, Мирей! (Протягивает ей букет.)
Мирей. Что это?
Алина. Их принес садовник господина Шантёя.
Ивонна. Мирей!.. Ты только погляди!
Габриэль Марсель широко известен в России как философ-экзистенциалист, предтеча Ж. П. Сартра, современник М. Хайдеггера. Между тем Марсель — выдающийся драматург. Его пьесы переведены на многие языки, ставились, помимо Франции, в ФРГ, Италии, Канаде и других странах.В настоящем сборнике впервые на русском языке публикуются избранные произведения из драматургического наследия Марселя. Пьесы, представленные здесь, написаны в годы первой мировой войны и непосредственно после ее окончания. Вовлеченность в гущу трагических событий характерна для всего творчества Марселя.
Габриэль Марсель широко известен в России как философ-экзистенциалист, предтеча Ж. П. Сартра, современник М. Хайдеггера. Между тем Марсель — выдающийся драматург. Его пьесы переведены на многие языки, ставились, помимо Франции, в ФРГ, Италии, Канаде и других странах.В настоящем сборнике впервые на русском языке публикуются избранные произведения из драматургического наследия Марселя. Пьесы, представленные здесь, написаны в годы первой мировой войны и непосредственно после ее окончания. Вовлеченность в гущу трагических событий характерна для всего творчества Марселя.
Работа Габриэля Марселя "Быть и иметь" переведена на русский язык впервые. Это сравнительно небольшое по объему произведение включает в себя записи 1928–1933 годов, объединенные под названием "Метафизический дневник", и резюмирующий их "Очерк феноменологии обладания".Название работы — "Быть и иметь" — раскрывает сущность онтологического выбора, перед которым поставлена личность. Она может подняться к аутентичному бытию, реализовав тем самым, свою единственную и фундаментальную свободу. Но бытие трансцендентно по отношению к миру субъект-объектного разделения, который Марсель называет миром обладания.
Габриэль Марсель широко известен в России как философ-экзистенциалист, предтеча Ж. П. Сартра, современник М. Хайдеггера. Между тем Марсель — выдающийся драматург. Его пьесы переведены на многие языки, ставились, помимо Франции, в ФРГ, Италии, Канаде и других странах.В настоящем сборнике впервые на русском языке публикуются избранные произведения из драматургического наследия Марселя. Пьесы, представленные здесь, написаны в годы первой мировой войны и непосредственно после ее окончания. Вовлеченность в гущу трагических событий характерна для всего творчества Марселя.
Габриэль Марсель широко известен в России как философ-экзистенциалист, предтеча Ж. П. Сартра, современник М. Хайдеггера. Между тем Марсель — выдающийся драматург. Его пьесы переведены на многие языки, ставились, помимо Франции, в ФРГ, Италии, Канаде и других странах.В настоящем сборнике впервые на русском языке публикуются избранные произведения из драматургического наследия Марселя. Пьесы, представленные здесь, написаны в годы первой мировой войны и непосредственно после ее окончания. Вовлеченность в гущу трагических событий характерна для всего творчества Марселя.