Пьесы и сценарии - [22]
Задний двор тюрьмы, плохо освещённый, ограниченный стенами трёхэтажного корпуса. Единственный свет — от костра из-под высокого бака посреди сцены. При баке устроен помост с лесенкой. Двое в чёрных одеждах с ушами шапок, поднятыми и торчащими как рога, хлопочут около бака, старший с ухватом залезает время от времени наверх и помешивает. Вокруг костра — дрова.
Ближе костра сидят на торчмя поставленных чурбаках и лежат на земле Елешев и Холуденев, Воротынцев и Печкуров, Кулыбышев, Климов и Гай. Хальберау занят сучением ниток, Фьяченте не то изготовляет, не то прочищает мундштук. Спиной ко всем лежит Давыдов, разложил перед собой еду в мешочках и ест.
Две пары непрерывно гуляют: Мостовщиков и Дивнич, Темиров и Рубин. Они проходят дугами и восьмёрками, то по авансцене, то в глубине.
Все стрижены и все неодеты, еле-еле прикрывая наготу: один в трусиках, другой надел полотенце набедренной повязкой, Рубин закутан в простыню. На Холуденеве, Давыдове — меховые офицерские жилеты на голое тело. Темиров — в кавказской бурке.
Мостовщиков — в пенсне, Воротынцев — с седой круглой бородкой, Рубин — с длинной чёрной.
ТЕМИРОВ
(выходя с Рубиным)
Есть у вас познания в теории мундира,
Этого оспаривать не стану,
Но сказать, что лейб-гвардейцы кирасиры…
РУБИН
Да-да-да, носили белые султаны!
Проходят.
МОСТОВЩИКОВ
(выходя с Дивничем)
Круто ж ваше христианство, круто.
Значит, в мир несёте вы — не мир, но меч?
ДИВНИЧ
Что же нам? Под колесницею Джагарнаута
Как рабам расслабленным полечь?
Проходят.
КЛИМОВ
Нам понять американцев? Винтиков у нас на это нет!
Выдают консервы. С розовой телятиной.
В банке — не пробоина, но маленькая вмятина,
Всё равно — в кювет!
Вот такие ящики целёхоньких галет! —
Угол где надбит, чуть в упаковке неисправа —
Всё равно — в канаву!!
(Смеётся.)
ХАЛЬБЕРАУ
(напевает за работой)
Унд варст ду кранк, зи пфлегте дихь,
Ден зи мит тифем шмерц геборен.
Унд габен алле дихь шон ауф, —
Ди муттер габ дихь нихт ферлорен.
ПЕЧКУРОВ
Ну, служил бы я в полиции, пошёл бы я в РОА, —
В пленном лагере четыре года, а?!
Старшим не был, с палкой не ходил,
На чужой беде не наживал румянца —
Доходил!
Выносил параши!
Хоть освободили б нас — американцы! —
И в глаза их не видал! Освободили — наши!
ВОРОТЫНЦЕВ
Наши, Ваня, это скользкое словцо.
Что в них наше? Звук фамилий? Русость на лицо?
После всех расстрелов, лагерей, колхозов,
уксуса из чаши —
Отчего б они вдруг стали наши?
РУБИН
(выходя с Темировым)
Да, я коммунист, притом ортодоксальный.
И каков бы личный жребий мой печальный…
Проходят.
ГАЙ
(у него правая рука ранена, подвешена на перевязи)
Наш, советский генерал: «Бойцы! — назад!»
А американский: «Почему?
Извините, вы у нас в гостях, а наш обряд —
Что садится и простой солдат
С генералом к одному столу!»
КЛИМОВ
От-торвал!!
ГАЙ
Рванула на бросок
К угощенью братия!
КЛИМОВ
Ничего не скажете, — урок
Демократии!
Темиров и Рубин минуют жующего Давыдова. Давыдов ловит Рубина за край простыни.
ДАВЫДОВ
Лев Григорьич! Угощений немудрецких
Сядемте, покушаем, прислали тут друзья…
Некому открыться: истинно-советских
В камере лишь двое — вы да я…
РУБИН
Да, но я… повременю
С лёгкостью такой искать себе родню.
(Проходит.)
ЕЛЕШЕВ
(Холуденеву)
Юный друг мой! Сединой увенчан,
(поднимает руку к волосам)
…Ах, острижен я… сказать сегодня смею:
Жизнь свою я прожил ради женщин
И ничуть о том не сожалею.
ДИВНИЧ
(выходя с Мостовщиковым)
Да, я соучастливо немею
И пред тёмной глубиною неба звёздного,
И пред красками восхода и заката,
И перед рыданием раскаяния позднего
Моего страдающего брата.
Я люблю людей в их бренной обволоке,
В том грехе, которым души отенетили, —
Завещал Господь любить людей в пороке, —
Кто ж их не полюбит в добродетели?
Проходят.
РУБИН
(Темирову)
Вот упрутся как бараны в инструктивное письмо!
Ну, не вытерпишь, отпустишь остренькое mot.
Я им всем в политотделе как бельмо.
Знай себе, толкут посылочки супруге, —
Не политработники — трофейщики, хапуги!
Но кому? кому я это говорю?! —
Вы злорадствуете, вам смешно!
Проходят.
ДАВЫДОВ
(завязав мешочки, через плечо)
Джиованни! На сухарь!
Фьяченте поспешно берёт, раскланиваясь.
(Подумав.)
На к сухарю,
Вылижь пальцем стеночки и дно.
Подаёт баночку. Фьяченте берёт её одной рукой, другую прижимая к сердцу; кланяется.
ГАЙ
Сдержанный, толковый, твёрдая рука.
Раньше был он командиром нашего полка.
Видишь сам, он говорит, вот ты войну прошёл, —
За кого мы лили кровь? Когда от дурости излечимся?..
Хоть и горько, а выходит: там, где хорошо, —
Только там отечество.
В языке английском был он шибок.
Взял нас утром четверых на джипик
И — на мост!
РУБИН
(выходя с Темировым)
Я — идиот, что начал с вами разговор!
ТЕМИРОВ
Вы — растлитель душ! Стыдились бы! Позор!
РУБИН
Колчаковский недоносок! Выкормыш притронный!
ТЕМИРОВ
Но не коммунист! Не коммунист зловонный!
РУБИН
Да! Тюрьма — благодеяние, когда сажают вот таких!
ТЕМИРОВ
Я хоть у чужих, а вы вот — у своих!
Круто расходятся.
ГАЙ
Спрыгнул я, прикладом автомата — по зубам!
Оглянулся: джип — хэллоу! — там!
А меня схватили.
ПЕЧКУРОВ
(Воротынцеву)
Да дверями, да ключами,
Да как волки окружат тебя ночами:
Расстреляем да повесим… Я двужильный, что ли?
Да пиши, что хочешь, в протоколе,
Подпишу, отстаньте, не читая.
ВОРОТЫНЦЕВ
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки.
100-летию со дня начала Первой мировой войны посвящается это издание книги, не потерявшей и сегодня своей грозной актуальности. «Август Четырнадцатого» – грандиозный зачин, первый из четырех Узлов одной из самых важных книг ХХ века, романа-эпопеи великого русского писателя Александра Солженицына «Красное Колесо». Россия вступает в Мировую войну с тяжким грузом. Позади полувековое противостояние власти и общества, кровавые пароксизмы революции 1905—1906 года, метания и ошибки последнего русского императора Николая Второго, мужественная попытка премьер-министра Столыпина остановить революцию и провести насущно необходимые реформы, его трагическая гибель… С началом ненужной войны меркнет надежда на необходимый, единственно спасительный для страны покой.
Рассказ был задуман автором в Экибастузском особом лагере зимой 1950/51. Написан в 1959 в Рязани, где А. И. Солженицын был тогда учителем физики и астрономии в школе. В 1961 послан в “Новый мир”. Решение о публикации было принято на Политбюро в октябре 1962 под личным давлением Хрущёва. Напечатан в “Новом мире”, 1962, № 11; затем вышел отдельными книжками в “Советском писателе” и в “Роман-газете”. Но с 1971 года все три издания рассказа изымались из библиотек и уничтожались по тайной инструкции ЦК партии. С 1990 года рассказ снова издаётся на родине.
В книгу вошли рассказы и крохотки, написанные А.И. Солженицыным в периоды 1958–1966 и 1996–1999 годов. Их разделяют почти 30 лет, в течение которых автором были созданы такие крупные произведения, как роман «В круге первом», повесть «Раковый корпус», художественное исследование «Архипелаг ГУЛАГ» и историческая эпопея «Красное Колесо».
Александр Исаевич Солженицын — всемирно известный русский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе 1970 года, участник Великой Отечественной войны. В 1974 году был выслан из СССР. В настоящее время живет и работает в США, в штате Вермонт.Повесть А. Солженицына «Раковый корпус» (1963–1967) издается на родине писателя впервые. В основе ее лежат автобиографические факты — ссылка, скитания по чужим углам, страшная болезнь, которую удалось победить.Текст повести печатается по изданию: Александр Солженицын.
Отголоски петроградского апрельского кризиса в Москве. Казачий съезд в Новочеркасске. Голод – судья революции. Фронтовые делегаты в Таврическом. – Ген. Корнилов подал в отставку с командования Петроградским округом. Съезд Главнокомандующих – в Ставке и в Петрограде. – Конфликтное составление коалиции Временного правительства с социалистами. Уход Гучкова. Отставка Милюкова. Керенский – военно-морской министр. – Революционная карьера Льва Троцкого.По завершении «Апреля Семнадцатого» читателю предлагается конспект ненаписанных Узлов (V–XX) – «На обрыве повествования», дающий объемлющее представление о первоначальном замысле всего «Красного Колеса».
В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».
В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 5-й вошли части Третья: «Истребительно-трудовые» и Четвертая: «Душа и колючая проволока».
Первый том 30-томного собрания сочинений А.И.Солженицына являет собой полное собрание его рассказов и «крохоток». Ранние рассказы взорвали литературную и общественную жизнь 60-х годов, сделали имя автора всемирно известным, а имена его литературных героев нарицательными. Обратившись к крупной форме – «В круге первом», «Раковый корпус», «Архипелаг ГУЛАГ», «Красное Колесо», – автор лишь через четверть века вернулся к жанру рассказов, существенно преобразив его.Тексты снабжены обширными комментариями, которые позволят читателю в подробностях ощутить исторический и бытовой контекст времени.