Пьесы и сценарии - [12]
Вы посмотрите, что за прелесть эти фейерверки!
(Задёргивает.)
Насилья — да, насилия — ужасны!
Но если немочка, как говорят, сама согласна?..
НЕРЖИН
Солдат, с которым я лежал в болотах Ильмень-озера,
Солдат, с которым нас в упор клевал
одномоторный «Юнкерс», —
Его — расстреливать? За то, что взял часишки «Мозера»?
И даже пусть — что затащил девчёнку в бункер?
Прощаясь с жизнью там, в орловской ржи,
В палёных запахах, в дыму,
Я жал к земле его — не наша, может быть, лежи! лежи!
И на него теперь я руку подыму?
Вы перед наступлением не так ли непреложно
Приказ оправдывали противоположный?
ВАНИН
Оправдывал, так что ж?
НЕРЖИН
Так где же истина? Где ложь?
Вы говорили, что солдат страдал,
Что ждать его должна в конце пути награда… —
И вот теперь стрелять в него мне надо?
ВАНИН
Попробуй, выстрели! Катну под трибунал.
НЕРЖИН
Как, а приказ?
ВАНИН
А что приказ?
(Дует.)
бумажка!!
Уж если что надвинулось, идёт, так быть ему!
Букашка!
Не мнишь ли управлять событьями?
Приказ? Исполни в меру. Не казня. Не сокрушая.
От крутости себя вы отучите-ка.
Идёт по нашим жизням маленьким — большая
И часто грязноватая Политика.
(Обнимает разом Майкова и Нержина.)
Друзья-друзья!
Как часто зря
Себя в сомненьях и в решеньях мучим мы,
А и без нас всё, всё идёт на свете к лучшему.
НЕРЖИН
Арсений Алексеевич частенько повторяет:
«Всё к лучшему», «Образование ума не прибавляет»,
«Не берегись начала, берегись конца», —
Я в поговорках тех никак не доищусь до ядерца.
МАЙКОВ
Где ж, дьявол, к лучшему? Мы жили тихо, мирно,
Как будто ангел плыл над нами, крылья распростерши,
Так нет, припёрся этот жирный
Свинёнок розовый из СМЕРШа.
НЕРЖИН
Терзает девушку…
ВАНИН
Уже?
МАЙКОВ
Во всё суётся, лезет…
ВАНИН
У нас не разгуляется. Где сядет, там и слезет.
МАЙКОВ
Да! почему? У всех уполномоченный сидит как чирь,
А к нам пришлют — неделя, месяц, — шнырь —
И нет! и тишь, и гладь. За что такая льгота?
НЕРЖИН
(пожимая плечами)
По Гауссу. Рассеиванье. Отклонение от правил.
ВАНИН
Какой там Гаусс! Звездочёты!
Я! Я их сплавил!
НЕРЖИН, МАЙКОВ
(вместе)
Как? Вы?
НЕРЖИН
Но что вы делали?
ВАНИН
Кропал по-тихому на них материальчик.
Ведь он запрётся — пишет, гад, ты не смотри, что мальчик.
(Гневно.)
Я снизу доверху их видел — благодатнейшие ряжки!
Как говорится, сами кобели,
Ещё собак для службы завели, —
Но и над ними есть, над ними есть! — бумажка!
МАЙКОВ
Но что писали вы?
ВАНИН
А что придётся, без разбору.
Мне лишь бы наперёд, не дать им только фору.
Один сболтнул спьяна строенье Органов секретное,
Другой скрывает данные свои анкетные,
Тот выражал неверие в победу, тот симпатии к врагу, —
Да что я, вспомнить всё могу?
А написал — пошло! Друг друга лопают, как крысы.
У них и бдительность,
У них и мнительность,
Кудрявчика выдёргивает следователь лысый,
Скроит ему вину, не в этом — в чём другом,
Да у кого из нас её не сыщешь, присмотревшись?
Я из-за них в году тридцать седьмом
Пять месяцев не мог поспать раздевшись:
Вот-вот по лестнице, вот-вот и постучат…
Старушка мама в час, как все запрутся, —
«Что ж это будет, Сеня? Что ж они хотят?
Людей пересажают всех, а сами останутся?»
И ходит-ходит, ставни-двери крестит
Слабеющим движеньем сморщенной руки…
Не проходило ночи, чтоб не шли аресты,
Чтоб не шныряли воронки.
Пересажали в городе бояр, детей боярских,
Вельмож партийных, профсоюзных,
буржуазных, пролетарских,
И сошку мелкую, и крупную, — а я живу,
А я трясусь на кожаном диване.
Остались в городе: начальник ГПУ
И я, Арсений Ванин.
Уж я готов был рассказать и подписать всё, как телёнок,
С кем связан был от самых от пелёнок,
Уже дела все сдал — не взяли! уцелел!..
МАЙКОВ
А я, любимец муз, едва не погорел.
Взоры обоих обращаются к нему; Майков непринуждённо садится на край зеркала и побалтывает ногами.
Какой-то умник высказал догадку,
Что на плакатах, на блокнотах, ученических тетрадках,
В картинах, статуях, во всём,
чего касались кисть, резец и карандаш, —
Таятся агитация, террор и саботаж.
И началось течение, поветрие, поморье:
Искать и нюхать до упаду, до полегу —
Бородку Троцкого в ветвях дубка у лукоморья,
«Долой ВКП/б/» на поясе у вещего Олега.
Сейчас-то я, конечно, импрессионист,
Но был когда-то узколобый реалист.
Кончая в Строгановском отделение скульптуры,
Как полагается, работою дипломной,
Изобразил я поцелуй Психеи и Амура
Довольно натурально и… не очень скромно…
Между мужчинами сказать, когда срывают розы,
Вы сами знаете, бывают… позы!
(Соскакивает и попеременно то за Амура, то за Психею пытается изобразить свою скульптуру.)
Она — откинулась, одна рука повисла,
Он — взял её вкруг талии, склонился к ней — вот так!
И что ж? Какой-то комсомолец, остолоп,
додумался до мысли,
Что здесь скрывается фашистский знак!
Уж речи нет о выпуске ни о каком,
Меня туда, меня сюда, меня в партком,
Над бедной группою моей — вся детективная гимнастика,
Учёные мужи, комиссии — действительно ли свастика?
Одно-другое-третее жюри —
Да если б знал я?! — мифология! огнём она гори!
Однажды в заседаньи сам директор, цепенея,
В который раз присел перед Амуром и Психеей,
И я не выдержи — уж так на них был зол! —
Из зала крикнул: «Вы залезли бы под стол! —
Оттуда, может быть, виднее?»
И сразу было решено, что — свастика, что, де,
Пора заняться этой парочкой эН-Ка-Ве-Де.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки.
100-летию со дня начала Первой мировой войны посвящается это издание книги, не потерявшей и сегодня своей грозной актуальности. «Август Четырнадцатого» – грандиозный зачин, первый из четырех Узлов одной из самых важных книг ХХ века, романа-эпопеи великого русского писателя Александра Солженицына «Красное Колесо». Россия вступает в Мировую войну с тяжким грузом. Позади полувековое противостояние власти и общества, кровавые пароксизмы революции 1905—1906 года, метания и ошибки последнего русского императора Николая Второго, мужественная попытка премьер-министра Столыпина остановить революцию и провести насущно необходимые реформы, его трагическая гибель… С началом ненужной войны меркнет надежда на необходимый, единственно спасительный для страны покой.
Рассказ был задуман автором в Экибастузском особом лагере зимой 1950/51. Написан в 1959 в Рязани, где А. И. Солженицын был тогда учителем физики и астрономии в школе. В 1961 послан в “Новый мир”. Решение о публикации было принято на Политбюро в октябре 1962 под личным давлением Хрущёва. Напечатан в “Новом мире”, 1962, № 11; затем вышел отдельными книжками в “Советском писателе” и в “Роман-газете”. Но с 1971 года все три издания рассказа изымались из библиотек и уничтожались по тайной инструкции ЦК партии. С 1990 года рассказ снова издаётся на родине.
В книгу вошли рассказы и крохотки, написанные А.И. Солженицыным в периоды 1958–1966 и 1996–1999 годов. Их разделяют почти 30 лет, в течение которых автором были созданы такие крупные произведения, как роман «В круге первом», повесть «Раковый корпус», художественное исследование «Архипелаг ГУЛАГ» и историческая эпопея «Красное Колесо».
Александр Исаевич Солженицын — всемирно известный русский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе 1970 года, участник Великой Отечественной войны. В 1974 году был выслан из СССР. В настоящее время живет и работает в США, в штате Вермонт.Повесть А. Солженицына «Раковый корпус» (1963–1967) издается на родине писателя впервые. В основе ее лежат автобиографические факты — ссылка, скитания по чужим углам, страшная болезнь, которую удалось победить.Текст повести печатается по изданию: Александр Солженицын.
Отголоски петроградского апрельского кризиса в Москве. Казачий съезд в Новочеркасске. Голод – судья революции. Фронтовые делегаты в Таврическом. – Ген. Корнилов подал в отставку с командования Петроградским округом. Съезд Главнокомандующих – в Ставке и в Петрограде. – Конфликтное составление коалиции Временного правительства с социалистами. Уход Гучкова. Отставка Милюкова. Керенский – военно-морской министр. – Революционная карьера Льва Троцкого.По завершении «Апреля Семнадцатого» читателю предлагается конспект ненаписанных Узлов (V–XX) – «На обрыве повествования», дающий объемлющее представление о первоначальном замысле всего «Красного Колеса».
В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».
В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 5-й вошли части Третья: «Истребительно-трудовые» и Четвертая: «Душа и колючая проволока».
Первый том 30-томного собрания сочинений А.И.Солженицына являет собой полное собрание его рассказов и «крохоток». Ранние рассказы взорвали литературную и общественную жизнь 60-х годов, сделали имя автора всемирно известным, а имена его литературных героев нарицательными. Обратившись к крупной форме – «В круге первом», «Раковый корпус», «Архипелаг ГУЛАГ», «Красное Колесо», – автор лишь через четверть века вернулся к жанру рассказов, существенно преобразив его.Тексты снабжены обширными комментариями, которые позволят читателю в подробностях ощутить исторический и бытовой контекст времени.