Пьесы и радиопьесы - [36]

Юбелоэ. Правда всегда безумна. Ее надо выкрикивать, Анастасия. Я выкрикну ее в этой комнате, прямо в лицо этому гибнущему миру наших прегрешений. Разве ты хочешь лгать, лгать без конца? Нашу любовь может спасти только чудо. Мы должны сказать правду, если хотим верить в это чудо.

Анастасия(удивленно). Ты веришь в чудо?

Юбелоэ. Наша любовь неотделима от чуда.

Анастасия. Но это же чушь!

Юбелоэ. Это единственная разумная вещь, которая нам еще осталась. (Он закуривает сигарету.) Я скажу твоему мужу правду. В ней дотла сгорит наша подлость, и наша любовь возродится из пепла. (Он раздавливает сигарету.) Когда вернется твой муж?

Анастасия. Не знаю.

Юбелоэ. Я подожду. Посижу среди этой мебели и картин, подожду его прихода.

Анастасия молчит.

Юбелоэ(побледнев). Анастасия!

Анастасия. Чего тебе?

Юбелоэ. Ты меня любишь?

Анастасия. Я люблю тебя.

Юбелоэ. Тогда подойди и поцелуй меня.

Анастасия медленно подходит и целует его.

Теперь я знаю, что ты будешь любить меня всегда. Я верю в нашу любовь, как верю в чудо, которое нас спасет.

Анастасия(пылко). Давай убежим! Без оглядки! Ни о чем не думая! И никогда не вернемся сюда!

Юбелоэ. Нет. Я подожду. Подожду чуда.

Часть вторая

Та же комната. У кофейного столика, уставленного бутылками из-под коньяка, стоит Юбелоэ. В глубине, у окна слева, Анастасия.

Анастасия. Опять надвигается туман.

Юбелоэ. И толпа.

Анастасия. В этом году в ноябре над рекой каждый вечер поднимался туман.

Юбелоэ. Стол в стиле бидермейер, два стула в стиле Людовика Четырнадцатого, буфет в стиле Людовика Пятнадцатого. Комод в стиле Людовика Шестнадцатого, софа в стиле ампир. Ненавижу эту мебель. Уже в Лозанне я ее ненавидел. Я вообще ненавижу мебель.

Анастасия(хотя не слышно никаких звуков). На кафедральном соборе пробило восемь.

Юбелоэ. Десять часов. Я жду уже десять часов.

Анастасия. Стрельба. Все время стреляют.

Юбелоэ. И все время слышно пение. Такие песни поют, когда гибнет мир.

Анастасия. Сейчас в Чили разгар лета, а ночью на небе виден Южный Крест.

Юбелоэ. Правда — вот наш крест. Я скажу твоему мужу правду. Я крикну ему правду в лицо.

Анастасия. Швейцару в публичном доме.

Юбелоэ. Самый порядочный человек в Тампане тоже был швейцаром в публичном доме. Он всегда жертвовал что-нибудь для моего тропического госпиталя, всегда. (Юбелоэ садится за столик.) Стол в стиле бидермейер. Два стула в стиле Людовика Четырнадцатого, буфет в стиле Людовика Пятнадцатого. Комод в стиле Людовика Шестнадцатого. Софа в стиле ампир. Ненавижу эту мебель. Уже в Лозанне я ее ненавидел. Я вообще ненавижу мебель.

Анастасия. Как ты думаешь, самолет в такой туман полетит?

Юбелоэ. Теперь они летают в любую погоду. Даже если летят к черту. Правду. Я скажу ему правду.

Анастасия. Ты выпил больше пяти бутылок коньяку.

Юбелоэ(неожиданно взрывается). Нельзя же выносить этот ад одиннадцать часов подряд! Рембрандт Харменс ван Рейн, жил с тысяча шестьсот шестого по тысяча шестьсот шестьдесят девятый, пейзаж с башней, гравюра.

Оба сидят неподвижно. В окне слева появляется министр.

Министр. Пока эти двое, мужчина и женщина, ждут в своей комнате, я тем временем стал премьер-министром. Положение кажется катастрофическим, весь мир затаил дыхание, акции стремительно падают, распространяются невероятные слухи, но на самом деле сложилась идеальная ситуация для захвата власти.

Слышны аплодисменты невидимой толпы.

Лежа на диване в своем новом кабинете — прежний премьер-министр уже лежит в санатории, — я рву на части фотографию нелегально пробравшегося к нам агента и бросаю клочки в огонь. (Рвет фотографию и бросает клочки в огонь.) Он глуп, только и всего. Как будто можно бояться революции против отдельного человека. Человеком жертвуют, а сброд, называемый обществом, остается. Давно доказано, что каналий нельзя уничтожить, так сделаем на них ставку и всегда будем в выигрыше. (Аплодисменты.) Чернь любит кровожадность вначале, безмерные надежды, бездумный авантюризм, но в определенный момент бунта благосклонность толпы поворачивается в другую сторону. Сперва ее горячит желание поживиться чем-нибудь, потом остужает страх потерять все. В этот точно рассчитанный момент и надо выступить в роли спасителя порядка. Вот где кроется шанс. (Аплодисменты.) Воспользуемся им. Армия готова. Хорошо. Полиция оснащена дубинками. Еще лучше. Клянусь всеми святыми… Иоганн, виски! (Слуга приносит стакан виски.) Я еще остаюсь в тени. Еще позволяю одному дураку травить другого, а толпе с поднятыми вверх кулаками — гнаться за нашим несчастным Генеральным прокурором, который в этот самый момент, грязный и истекающий кровью, перелезает через забор своего сада, чтобы там упасть под деревом, кажется, это яблоня. Неудачное место, если тебя найдут. Беги, кролик, беги. Вот он поднимается и, хромая, тащится к террасе.

Министр выпивает виски, бросает стакан через плечо и исчезает. Совсем близко раздается выстрел.

Юбелоэ. Геркулес Зегерс, жил с тысяча пятьсот восемьдесят девятого по тысяча шестьсот сорок пятый, старая мельница, гравюра. (Пошатнувшись.) Я скажу ему правду… Ты меня любишь?.. Чудо произойдет. Я скажу ему правду, и мы будем свободны.