Пьесы - [21]

Учитель. Они просто дьяволы. Дьяволы... Хотел бы я посмотреть на них, хоть раз - глаза в глаза!

Входят Мария и Лизeль с цветочным горшком.

Мария. Это Лизель...

Лизeль. Господин учитель...

Мария. Она принесла тебе цветочный горшок...

Лизeль. Я узнала, что ваша жена...

Учитель. Как знать, Лизель, может, в эту минуту она еще жива?

Лизель. Здесь вообще-то не цветы, господин учитель. Какие же сейчас цветы! Там луковица; весной, бог даст, из нее вырастет тюльпан.

Мария. Спасибо, Лизель. (Ставит горшок на стол.)

Лизeль. А те времена вернутся, господин учитель?

Учитель. Какие времена?

Лизель. Вы водили нас по старому городу, показывали замки и галереи, объясняли всякие картины. Вы так умели рассказать про какую-нибудь знаменитую картину, что уж никогда не забудешь! Вы открыли нам глаза на прекрасное,- ну, знаете, на возвышенное и вообще.

Учитель. Что слышно о Герберте?

Лизель. Брат на фронте. Он пишет, что сейчас они как раз расположились в одном монастыре - там такие средневековые фрески, пишет, что господин учитель удивился бы, если б их увидел.

Учитель. Герберт был моим лучшим учеником.

Лизель. Вы всегда так говорите.

Учитель. Герберт был моим лучшим учеником, таких у меня больше не было. А как хорошо он играл на виолончели... Одно время мы много с ним играли вместе, с твоим братом, каждую неделю...

Лизель. Я помню. (Вдруг, Марии.) Ты знаешь, что Карл в городе?

Мария. Карл?

Лизeль. Я уверена, что это был он, уверена.

Мария. Карл?

Учитель. Мой сын?

Мария. Где? Когда? Этого не может быть.

Лизeль. Вчера вечером иду я за углом - как раз где засыпало вашу матушку, - и мы прямо наткнулись друг на друга. Темно было. Он говорит: "Простите!"

Мария. Наш Карл?

Лизeль. И голос был его, я уверена, иначе бы я вообще его не узнала. Я говорю: "Карл?" А он сразу исчез.

Учитель. Не обольщайся надеждами, Мария. Это ошибка. Карл на фронте, за много километров отсюда.

Лизель. А у вас он разве не был?

Мария. Он написал - весной, он приедет весной...

Учитeль. Не будем больше об этом говорить!

Лизель. Разве вы не рады, что Карл в городе?

Мария. Ах, Карл...

Учитeль. Ну вот, видишь, теперь она в слезы...

Мария. У нас ведь ребенок, а он его еще даже не видел. Все говорил, что приедет осенью, а осенью началось новое наступление.

Лизель. Может, и я вправду обозналась.

Учитель. Мы уже так долго надеялись, так долго и слепо верили. Ах, Лизель, лучше бы ты ничего не говорила.

Лизель. Я сама испугалась. Только потом сообразила: он же не узнал меня в темноте; ну, я тогда побежала за ним и закричала: "Карл!"

Мария. Ты еще раз его видела?

Лизель. Я сначала так подумала, а когда догнала его, вижу, что это другой...

Учитель. Ну вот видишь!

Лизель. Я и сама подумала, что обозналась. И успокоилась. Пошла назад, а за углом опять его увидала - того же, который перед этим чуть не налетел на меня. Я говорю: "Карл, ты меня не узнаешь?"

Maрия. А он?

Лизель. Я его за рукав ухватила, понимаешь? "Карл! - говорю, - Карл!" А сама держу его. "Я же тебя узнала, Карл, что с тобой?"

Мария. Так это был он?

Лизель. Я видела его вот так, как тебя сейчас, вчера вечером...

Учитель. Этого не может быть.

Мария. Вчера вечером?

Учитель. Этого не может быть; иначе бы он к нам пришел, наш Карл, не станет же он бродить по улицам как привидение.

Лизель. А он и говорит: "Карл? - и останавливается. - Меня зовут не Карл, ты обозналась, красотка, попытай счастья с кем-нибудь другим". - И так ударил меня по руке, что я сразу его отпустила...

Вдали начинает выть сирена.

Мария. Опять они летят!

Учитель. Пошли в укрытие.

Мария. Опять они летят, а малыш только-только заснул...

Учитель. Они просто дьяволы! Просто дьяволы!

Лизель. Может, я и вправду обозналась...

Учитель (гасит свет в комнате). Они просто дьяволы! Хотел бы я хоть раз взглянуть на них - глаза в глаза...

Картина третья

Семеро молодых летчиков ждут вылета в бой; из громкоговорителя

раздается бодрая танцевальная музыка; летчики сидят в современных

металлических креслах, читают, курят, играют в шахматы, пишут

письма.

Лейтенант. Шах!

Другой. По-моему, сегодня до нас очередь так и не дойдет. Уже начало девятого.

Лейтенант. Я сказал: шах!

Другой. Мой милый, я это предвидел. Я теряю на этом пешку, а ты ферзя.

Лейтенант. То есть, как это?

Другой. Ходи. (Берет сигарету.) Я в самом доле уже не верю, что сегодня до нас дойдет очередь... Между прочим, на улице дождь льет как из ведра. (Закуривает.) Ты бывал в Кёльне, когда он был еще цел?

Лейтенант. Нет.

Другой. Я тоже.

Лейтенант. Мой прадедушка покинул Европу, потому что устал от нее. У меня такое же чувство, хотя я еще не ступал на ее почву. Шах!

Из громкоговорителя вместо танцевальной музыки раздается вдруг

хорал из "Страстей по Матфею" Иоганна Себастьяна Баха.

Радист. Выключи!

Эдуард. Почему?

Радист. Я говорю - выключи!

Музыка становится тише.

Не выношу такую музыку.

Эдуард. Я просто ищу, что есть в эфире. А вообще эта музыка не так уж и плоха.

Радист. Дело не в этом.

Эдуард. А в чем же?

Радист. Не мешай мне писать письма! Я не хочу уходить из жизни, пока эта сука не узнала, что я о ней думаю... Ты ведь сам говоришь, что вообще музыка эта не так уж плоха. Вообще! И я так считаю.