Пьесы - [12]
Ф р и д р и х. М-м… У него нет сердца.
Ф у ч и к (через силу). Нет, почему же…
Б э м. Ничего! Я имею для тебя, Фучик, довольно приятный сюрприз. (Громко). Просите!
Карл открывает дверь, пропускает в кабинет Г у с т у. При виде измученного Фучика Густа молчит, ничем не выдавая своего ужаса.
Ф р и д р и х. Полюбуйтесь, мадам, как его разрисовали.
Густа молчит.
Б э м. Знаете его?
Г у с т а. Нет, не знаю.
Б э м (иронически). Посмотрите внимательнее. Внимательнее.
Г у с т а (смотрит в упор не дрогнув. Ее глаза встречаются с глазами Фучика). Нет. Я никогда не встречала этого человека.
Б э м. Ну, это уже просто невежливо (подчеркнуто), мадам Фучикова, не узнавать собственного мужа.
Г у с т а. Кого?
Б э м. Глупое упрямство. Мы и без вас знаем, кто он. Поймите другое: его жизнь держится на волоске. Да, на тоненьком волоске!
Г у с т а. Я не знаю его.
Б э м. И этот волосок в ваших руках. Только в ваших. Повлияйте же на него, внушите ему немного благоразумия.
Г у с т а. Повторяю, я не знаю этого человека.
Ф р и д р и х. Мадам, не заставляйте нас прибегать к силе! Вид вашей крови сразу развяжет ему язык.
Г у с т а. Можете делать со мной что угодно. Я не знаю его.
Ф р и д р и х. Проклятье! Вы еще оба заговорите у меня. Убрать!
Густу выводят. Она вышла, заставив себя не обернуться. Фучик смотрит ей вслед.
Б э м (насмешливо). Ну, а ты-то, надеюсь знаешь, кто эта женщина? А?
Ф у ч и к (через силу приподнимаясь с пола). Знаю. Она — чешка!
Бэм впервые потерял самообладание, с силой ударил кулаком по столу.
Тесная, узкая камера № 267 в пражской тюрьме Панкрац. Две подвесные койки в два яруса и соломенный тюфяк. Окно с решеткой под самым потолком. Столик под свободной стеной, два грубых стула. Массивные двери с глазком.
На нижней койке — старый учитель Й о з е ф П е ш е к, на верхней — молодой шахтер И р ж и.
П е ш е к (рвет на ленты нижнюю рубаху, готовит бинты). А ну-ка, помоги мне, Иржи. Держи вот это.
И р ж и (принимая обрывок полотна). Э, да это же ваша последняя рубашка, Пешек!
П е ш е к. Смотри, парень, не вздумай проболтаться Юльче. Он тогда не позволит больше менять повязки. Поаккуратнее, Иржи, поаккуратнее. Видно, твои руки привыкли только к отбойному молотку.
И р ж и. Эх, думали ли вы, папаша, на старости лет стать медицинской сестрой?
П е ш е к. А думал ли я, Иржи, в шестьдесят лет стать политическим заключенным? Видишь ли, им не по вкусу мой проект реформы чешской свободной школы! Им не нравится, что я читал ученикам книгу Фучика о его поездке в Советский Союз: «Страна, где наше завтра уже стало вчерашним днем». Это у них называется заговором. А что же я должен был читать нашим чешским юношам? «Майн кампф»? Бредни сумасшедшего фюрера? Тьфу! Я прочитал одну страничку из этой библии разбойников своему песику, и бедняга сразу взбесился.
Иржи смеется.
Пусть сам Фридрих лопнет от злости, а я ему эту поучительную историю выложу.
И р ж и. Представляю себе его физиономию! (Сразу помрачнев). Что он там сейчас выбивает из Фучика кулаками?
П е ш е к. Эх, Юльча, Юльча… Месяц за месяцем, каждый день — Бэм и Фридрих, Фридрих и Бэм, холодный и горячий душ. А потом приносят сюда без чувств. Нет, раньше Гитлер сам себя посадит на кол, чем Фучик заговорит! Когда мне там пересчитывают мои старые зубы, я повторяю, Иржи, только одно: держись, как Юльча!
И р ж и. Знаете, Пешек, когда и я поверил в его смерть? Это было в тот день, когда он двадцать часов не приходил в себя. Эти шакалы уже обрадовались: конец, умрет!
П е ш е к. Э, Иржи, ошибаешься, он им нужен живой, а не мертвый. Наверно, и во сне бредят: «Если бы Фучик заговорил!» Мол, он расцепит зубы, а за ним, гляди, пошатнутся и другие.
И р ж и. Эге, да наш беспартийный папаша иногда умеет далеко видеть! А почему вы не в партии, Пешек?
П е ш е к. Э, мне в партию еще рано.
И р ж и. Рано? Это в шестьдесят лет?
П е ш е к. Не в годах дело, сынок, — в жизни! А я слишком долго верил нашим господам социалистам в крахмальных рубашках. Теперь они в Лондоне, забились в дыры, а я с вами тут, в панкрацкой тюрьме.
И р ж и. И делите с нами последнюю рубашку.
Открываются двери. В и л л и и д в а с т р а ж н и к а вводят избитого, изможденного Ф у ч и к а. Товарищи помогают ему опуститься на койку.
В и л л и. Что, красный дьявол, в петле, наверно, веселее болтаться?
Ф у ч и к. Это всегда успеется, господин стражник. У нас еще много дел на этом свете.
В и л л и (хохочет, стражнику). Ты слышал, Эдди? У него и на том свете дела найдутся! (Иржи). Через час придем за тобой, свинячий хвост. Пошли, Эдди.
П е ш е к. Извините, господин стражник, маленький вопросик. Правда ли, что вы когда-то работали на ферме доильщиком коров?
В и л л и (расплываясь от удовольствия). Да, было когда-то. Теперь, спасибо фюреру, имею двух собственных. Красавицы! Богини!
П е ш е к. И вы, наверно, любите сами возиться с ними?
В и л л и. О, это мой лучший отдых.
П е ш е к. Гм. Как же это случилось, что довольно близкое общение с такими благородными животными и… (показывает на голову) не прибавило вам…
Иржи и Фучик не могут удержать смеха.
В и л л и. Что, что?