Ты дело сделал, получи сполна!
Но дудочник вскричал: - Нельзя ли без обману?
Где гульдены мои? Я ждать не стану!
Я должен к ужину поспеть в Багдад,
Где с поваром халифа буду рад
Его похлебку разделить в награду
За то, что скорпионов, полных яду,
Из кухни выкурил. Для бедняка
За труд мой плата впрямь невелика,
Но вам не уступлю и медяка!
Вы ж до греха меня не доводите -
Иль музыки иной отныне ждите.
- Как! - возмутился толстый мэр. -
Какой-то повар мне пример?
А сам ты кто? Цыган беспутный,
Циркач, одетый в плащ лоскутный!
Ступай дуди, пугай ворон,
Пока весь дух не выйдет вон!
И вновь по улице мощеной
Шагает он: стопа легка,
И дудочку из тростника
Ко рту он держит поднесенной.
И первый, самый нежный звук
Над городом разнесся вдруг...
И тотчас послышался шорох и шепот,
И смех приглушенный, и радостный топот,
Возня, болтовня, толкотня и хлопки,
Цок-цок! - деревянные башмачки,
И словно цыплята на голос хозяйки,
Детей повалили веселые стайки.
Все девчонки, все мальчишки,
Белокурые трусишки,
Ясноглазые плутишки,
В пляс пошли гурьбою тесной
Вслед за музыкой чудесной!
Совет на миг окаменел.
Не в силах вымолвить ни слова,
Отцы взирали, побелев как мел,
На тех, что догоняли крысолова:
Кто провожал глазами дочь,
Кто сыновей, спешивших прочь.
Но что за ужас обуял их,
Когда чужак в одеждах желто-алых,
Маячивший невдалеке
С поющей дудочкой в руке,
Вдруг снова повернул к реке!
Но нет, он выбрал, слава богу,
Другую, к западу, дорогу -
Туда, где высится гора,
Могучий Коппельберг. - Ура!
Не сможет дудочник упорный,
Играя, лезть к вершине горной -
Опустит дудку он, а тут
С детишек чары и спадут! -
Но в этот миг, назло погоне,
Проход открылся в горном склоне
И музыкант вошел туда,
За ним - детишек череда,
И вновь гора сомкнулась, как вода.
В тот день лишь одного мальчишку,
Хромого, что не мог бежать вприпрыжку,
Дождались дома, и потом
Всю жизнь он сожалел о том.
- Друзья ушли, - он повторял в печали, -
И в городе так одиноко мне!
Зачем меня не подождали?
Зачем мне только обещали
Иную жизнь в неведомой стране?
Ах, в том краю - не то что в этом!
Там весело зимой и летом,
Там всюду фрукты и цветы
Необычайной красоты,
Там воробьи - пестрей павлинов,
Там, крылья мощные раскинув,
Летает конь быстрей орла,
И не кусается пчела.
Там исцеляются калеки,
О хромоте забыв навеки;
Туда совсем не долог путь,
Уже осталось мне чуть-чуть,
Но в этот миг умолкла дудка,
Закрылся вход - ни промежутка!
И стало пусто вдруг и жутко.
О, бедный Гамельн! Право, нелегко
В рай бюргеру войти, скорей верблюда
Протиснешь сквозь игольное ушко...
Напрасны все молитвы. Дело худо.
На север, запад, юг, восток,
Вдоль всех тропинок и дорог
Мэр шлет гонцов: - Сыщите крысолова!
Пусть просит выкупа любого,
Пусть забирает все добро,
Все золото и серебро,
И лишь детей вернет нам снова!
Когда ж последний к ним гонец
Ни с чем вернулся наконец,
То каждый стряпчий и писец
Поклялся исполнять приказ совета
И, выводя под грамотой число,
О чем бы дело там ни шло,
Писать: “Сие произошло
В такой-то год от памятного лета
Тысяча триста семьдесят шестого”.
И улицею Крысолова
Зовется с давней той поры
Последний путь пропавшей детворы.
На этой улице не смейте
Бить в барабан, играть на флейте,
Трактиры строить, пить вино -
Все это здесь запрещено.
Под Коппельбергом, у подножья,
Прочтите надпись на скале
И рассмотрите в церкви Божьей
Детей фигурки на стекле.
Еще скажу вам, что в чужой земле,
В гористой Трансильвании, есть племя,
Что нравом и обычаями всеми
Своим соседям явно не сродни:
Их предки здесь не жили искони,
Но в этот край пришли из подземелья,
Куда их силой чар, а может, зелья
Коварно заманили в оны дни
Из города в долине плодородной,
Где протекает Везер полноводный,
Но кто, зачем и как - не ведают они.
