Пестель - [46]

Но руководитель южной Директории, отправляясь в Петербург, не мог до конца представить себе всю сложность предстоящих переговоров. Он был не прав, когда предполагал, что главным камнем преткновения будет его «Русская Правда». Один из трех членов северной Думы безоговорочно ее принял, а два других спорили и колебались.

28-летний поручик князь Евгений Оболенский, член Думы, вступивший в заговор еще во времена Союза благоденствия, признавал на следствии: «Действительно при свиданиях моих с полковником Пестелем я ему оказал желание мое соединить общества нераздельно между собою и даже полагал возможным принятие предлагаемой им конституции». Сам Пестель заметит в показаниях, что нашел Оболенского «больше всех на республику согласным».

Князь Трубецкой, «корифей» заговора, к тому времени 34-летний гвардейский полковник, опытный штабист, в принятии «Русской Правды» колебался. Согласно Пестелю, Трубецкой на переговорах «решительного образа мыслей не показывал: то был согласен на республику, то опять оспаривал ее». Сам Трубецкой на следствии сознался, что «входил» «в некоторые виды» Пестеля. В принципе, южный лидер мог рассчитывать сделать Трубецкого своим политическим союзником.

И даже «конституционные прения» с автором северного проекта Никитой Муравьевым, третьим членом Думы, в 1824 году 29-летним штабс-капитаном Гвардейского Генерального штаба, в общем не выявили принципиальной разницы во взглядах, не дающей возможности договориться. Муравьев, конечно, «оспаривал разные статьи» «Русской Правды». Однако, по словам Пестеля, отзывался «с сильным негодованием» о членах императорской фамилии, утверждал, что монархия введена в текст его «конституции», чтобы не отпугнуть «вновь вступающих членов».

Кроме того, и сам южный лидер показал в вопросе о конституционном проекте достаточную политическую гибкость. Трубецкой свидетельствовал на следствии, что ради соединения обществ он был готов даже отказаться от собственных предположений: «Пестель своей конституции уже не защищал, но показал вид, что он убежден нами и что в России конституционное правление не иначе может быть, как монархическое». По свидетельству же Оболенского, южный лидер согласился на составление единого конституционного проекта обоих обществ.

* * *

Центральным на переговорах стал вопрос о конкретном плане действий по захвату власти и введению нового строя.

Судя по показаниям на следствии Муравьева и Трубецкого, план, который Пестель привез в Петербург, был весьма конкретен. Первым его пунктом было цареубийство: тайное общество «должно сперва убить членов императорской фамилии». При этом сами члены общества не должны быть запятнаны: «Избранные на сие должны находиться вне общества, которое после удачи своей пожертвует ими и объявит, что оно мстит за императорскую фамилию». Затем то же тайное общество должно «заставить святейший Синод и Сенат объявить оное Временным правительством, которое должно быть облечено неограниченною властью».

Состоящее исключительно из заговорщиков, Временное правительство, «приняв присягу от Синода, Сената, и всей России, раздав министерства, армии, корпуса и прочие начальства членам общества, мало-помалу, в продолжение нескольких лет, будет постепенно вводить новое образование». Согласно плану, само общество с началом революции не прекращало свою деятельность, более того, «никто, не поступив предварительно в оное, не должен быть облечен никакою гражданскою или военною властью». Сам Пестель безусловно видел себя членом Временного правительства.

Иными словами, тайное общество представлялось Пестелю неким подобием политической партии. Партии, которая должна взять власть и удерживать ее с помощью военной силы до тех пор, пока революционные изменения станут необратимыми.

У северян были совершенно другие представления о конкретных революционных действиях.

«Весь план Пестеля был противен моему рассудку и образу мыслей», — утверждал Никита Муравьев. Сам же он предлагал иной план: «распространить между всеми состояния людей» собственную конституцию, затем «произвесть возмущение в войске» и обнародовать эту конституцию.

«По мере успехов военных» предполагалось также «во всех занятых губерниях и областях приступить к собранию избирателей, выбору тысяцких, судей, местных правлений, учреждению областных палат, а в случае великих успехов — и Народного Веча». Именно этому «Народному Вечу» («Великому Собору», «собранию народному») ставилось в обязанность договориться с царем, решить вопрос о форме правления в стране и принять или отвергнуть муравьевский конституционный проект. Северные разработки в принципе не отрицали возможность установления республики, но ее учреждение планировалось лишь в крайнем случае — если бы «императорская фамилия», вопреки требованию «Народного Веча», не приняла бы конституцию. В этом случае императорская фамилия должна была быть выслана за границу.

Конечно, этот план был неисполним в принципе. Предполагалось, что люди «всех сословий», большинство из которых вообще были неграмотными, станут читать и обсуждать конституцию, что возможным будет одновременно проводить военную революцию и повсеместные выборы на всех уровнях; ничего не говорилось о том, кто и как будет проводить эти выборы при отсутствии какой бы то ни было системы управления. Судя по этому плану, северяне были убеждены, что «Народное Вече», без всякого давления со стороны осуществивших революцию военных, одобрит их действия, а император, в случае принципиальных идеологических разногласий с революционерами, добровольно согласится уехать из страны. И при этом не произойдет цареубийства.