Песталоцци - [6]
Женевское дело вызвало сильнейшее возбуждение в Цюрихе. Аристократы хотели во что бы то им стало послать войска в Женеву, однако демократические круги населения были настолько резко настроены против этого, что совет города так и не решился этого сделать.
Во всех этих событиях Песталоцци принимал самое живейшее участие. В то время он был экзальтированным поклонником Руссо. Как только появился «Эмиль», он, по его словам, до энтузиазма увлекся этой «мечтательной книгой».
«Я сравнивал воспитание, полученное мною в доме моей матери, а также в той школе, которую я посещал. с тем, что Руссо предлагал и требовал для воспитания своего Эмиля. Домашнее и общественное воспитание всего света и всех сословий представлялось мне в каком-то безусловно искалеченном виде и против этого жалкого состояния его по-моему следовало искать и можно было найти универсальное целебное средство в высоких идеях Руссо И вновь ожившая благодаря Руссо идеалистически обоснованная система свободы пробудила во мне фантастическое стремление я более широкому, плодотворному для народа кругу деятельности».
В «женевском деле», которое разыгралось именно из-за Руссо, Песталоцци, как было сказано, принял самое живое участие. Вернемся, однако, на время к его школьным занятиям.
Из Гуманитарной коллегии весной 1763 г. Песталоцци поступает в «Коллегиум Каролинум», имевший три класса — филологический с годичным курсом философский с полуторагодичным и богословский с двухгодичным курсом. В отличие от своего брата Баптиста, который не окончил Гуманитарной коллегии, Песталоцци шел как в этой Коллегии, так и в Каролииуме нормально. Каролинума он все же не окончил. Он пробыл в нем от весны 1763 г. до осени 1765 г., т. е. всего 2½ года. Он прошел только два курса — первый филологический и второй философский. В декабре 1765 г. он должен был перейти в богословский класс после соответствующего экзамена. На экзамен этот Песталоцци не явился и поэтому должен был бы быть оставлен в философском классе.
Кто-то из биографов писал, что Песталоцци не пришел на экзамен из страха провалиться. Это предположение неверно, так как абсолютно не вяжется с общим обликом Песталоцци того времени, обликом молодого, смелого, оппозиционно почти революционно настроенного юноши. Другое объяснение: Песталоцци в это время был болен; возможно, болезнь и была поводом для неявки на экзамен. В одном из писем к невесте, написанном в июле 1767 г., Песталоцци, говоря о своем здоровее, сообщает, что в течение последних двух лет он страдает лихорадкой, которая неоднократно принимала за это время тяжелые формы. Следовательно, именно с 1765 г. Песталоцци начал болеть.
Но это могло быть только поводом. Мы уже видели что Песталоцци со всей энергией включился в общественно-политическую жизнь того времени и именно в этот период начал активно выступать и как литератор, и как участник оппозиционного кружка «патриотов». Более верным является предположение, что настроение молодого Песталоцци и участие в общественной жизни, в которую он кинулся с обычной для него яростью чувств, резко противоречили содержанию обучения в богословском классе. Песталоцци видел перед собой другой путь служения народу. Он был тогда ярым поклонником Руссо: несмотря на всю свою религиозность, врагом клерикализма и церковности, он стремился к практической деятельности, а потому перспектива пробыть еще целых два года за богословскими занятиями не могла привлекать Песталоцци.
Песталоцци в молодости
Немаловажное значение имело и то обстоятельство, что еще в начале того же самого 1765 г, в конце которого он покинул Каролинум, Песталоцци принял участие в журнале «патриотов», носившем своеобразное название — «Напоминатель». Этот журнал сплошь и рядом выражался «эзоповским языком». Он принужден был во избежание цензурных гонений писать о разных нейтральных вещах, о событиях в древнем Риме и в древней Греции, пытаясь между строк протаскивать оппозиционные и даже революционные идеи. Невольно напрашивается сравнение с «эзоповской» литературой дореволюционной России: и тогда почти все революционные и оппозиционные писатели прибегали к иносказательному, напоминающему басни (Эзоп— древне-греческий баснописец) языку. Так во многих случаях писал Салтыков- Щедрин, Некрасов, Чернышевский— почти все крупные писатели царской России. Неудивительно, что журнал этот просуществовал всего два года. В нем мы находим бесспорно принадлежавшую Песталоцци статью под названием «Пожелания», где в замаскированной форме «пожеланий», большей частью в ироническое форме, делались намеки на события, происходившие тогда в Швейцарии и в частности в Цюрихе. Так, например, в «пожелании», помеченном № 39, Песталоцци пишет: «Я желаю, чтобы появились политические сатиры на новомодные учения о государстве, которые вырвали бы из сердец наших граждан идеи свободы и права». Совершенно очевидно, что Песталоцци намекает здесь на «Общественный договор» Руссо, причем иронический оборот этой фразы безусловно ясен.
Не менее характерна и другая работа, написанная, вероятнее всего, в том же 1765 г. — «Агис». Она была напечатана в «Линдауском журнале». Хотя эта работа сопровождалась указанием на то. что никакого отношения к современным событиям описываемое не имеет, что это перевод и комментарии речи Демосфена, все содержание этого будто бы «перевода» с совершенной очевидностью говорит о вполне современной установке «Агиса». Агис — это молодой спартанский царь, погибающий в борьбе за лучшее будущее своей страны.
