Пест-серебрушка - [34]

Спустился он в тоннель. Высота потолков была со здорового мужчину. В нем царил полный мрак, но Пест и не пытался разглядеть что-либо. Его за руку вел черт.

Черт привел мальчика в комнату-закуток. У дальней стены комнаты лежало белое перо с ярко-белым свечением.

– Тьфу! Сподобился, хрен пернатый! – сплюнув и сморщившись, произнес черт. – Пест! Снимай мокрую одежду! Застынешь в ней, а я пока сбегаю хвороста поищу…

Черт пару раз набрал полную грудь воздуха и как будто проглотил его, после чего сразу немного подрос. Он выбежал из комнаты и умчался, а Пест, не особо уже понимая, что делает, принялся снимать промокшую одежду. Через десяток минут черт вернулся с охапкой мелкого хвороста.

– Подожги, Пестушка! Я хворостины мочою своей смочил ужо, и дыма не будет! – Начал расталкивать черт Песта. Тот, не совсем понимая, что происходит, поджег хворост, после чего упал в обморок на несколько секунд. Через несколько минут он начал бредить. Он стонал и звал Акилуру, родных, а потом уж и совсем что-то невнятное бормотал.

Черт один раз попытался прикоснуться ко лбу Песта, но резко отдернул руку, сразу начав ее вылизывать и дуть на нее. Пока мальчик, лежа на развернутом плаще, метался в бреду, черт не находил себе места. Он пытался его придержать, успокоить, затем совал хлеб в рот, чтобы тот поел, но бес толку. Наконец отчаявшись, он почти целиком залез в заплечный мешок Песта. Порывшись в нем, достал его нож.

Как только черт достал из чехла нож, белое перо, которое все так же лежало у стены, несильно мигнуло. Черт зашипел и начал говорить, задрав голову вверх, словно там кто-то был.

– Выкуси, хрен пернатый! – Черт показал дулю к потолку. – Не бывать ему за гранью! Не пущу!

Черт кого-то проклинал и материл на чем свет стоит на протяжении минут десяти. При этом белоснежное перо периодически вспыхивало, словно вело с ним диалог.

– А плевать я хотел на ваши вопли! Я без роду, племени, и спросить с меня некому, я изгнанник проклятый и со смертью договор имею! Что хочешь делай, но его за грань не пущу! – прокричал черт и резанул ножом ладонь.

Из раны начала собираться черная, густая жидкость, очень похожая на смолу.

Черт подошел к Песту и, ухватив того за подбородок, вылил с ладошки свою кровь ему в рот. Белоснежное перо светило уже как яркий светильник, но черт только морщился и матерился, придерживая Песта.

Того начало трясти еще сильнее. Мальчика подкидывало на плаще, он выгибал спину и выкручивал свои же руки. Черт же все время, что мучился мальчик, держал его голову, которую положил себе на ноги.

– Ничего! Обошлось все, Пестушка!.. – Черт поглаживал мальчика по голове, словно мать родная, а не бесовское отродье. – Та зараза не возьмет тебя, а кровь моя, чего греха таить, убить могла, но не убила. Значит, не возьмёт тебя хворь какая и тьма не возьмёт. Не принадлежишь ты ей…

В это мгновение Пест глубоко вздохнул и открыл глаза. Он смотрел на потолок, который подсвечивался догорающим хворостом, и спросил:

– Ты про Акилуру знал?..

Сон в бреду

Пест стоял у дверей землянки Акилуры. Он хотел оглянуться или вообще помчаться домой. Повидать родную мать и отца, сестренку и братьев, но неведомая сила заставила его взяться за ручку дверей и потянуть ее.

Дверь со скрипом открылась, а внутри землянки Пест обнаружил Акилуру. Она сидела на лавке за столом и перебирала зерна. Причем делала это двумя пальцами. Она тыкала пальцем в соринку и выводила ее, не поднимая пальца, со стола. Сидела, склонившись над крупой так, что лица было не видно.

– Чего встал на проходе? – до боли знакомым голосом произнесла она. Пест вошел внутрь и сел рядом с ней, не проронив слова.

Он взял горсть крупы и принялся вместе с ведьмой перебирать зерна. Молчание затягивалось, а говорить никто не начинал. У Песта в голове роились мысли о том, что это сон. «Слишком прямая Акилура, слишком неестественные движения и поступки… как кукла… Сон, прости единый, вещий!..» – про себя рассуждал Пест.

– Извиняться не буду. Отчего так сделала да что увидала, тоже не скажу. Не по чину мне, да и запрет на то есть… – неспешно начала Акилура. – Родову летопись я смотрела да за твою душу читала… Оттого и сделала то, что сделала. Не в том суть, а суть теперь в том, что…

Акилура оторвала взгляд от стола и повернулась к Песту. Вместо глаз у нее были два черных провала. Его глаза, как только увидели это, расширились, а рот приоткрылся, словно хотел что-то сказать.

– Ты же меня с учебы ждать обещалась… Ты же мне тебя жечь дозволяла, как на роду твоем писано было… – шепотом и не веря глазам своим, начал Пест.

– Меня внимательно слушай! Без ведуна деревня осталась… – сглотнув, начала отвечать Акилура. – С хозяином леса я договорилась так, что всю ворожбу, что ты ему давал, он беречь будет. То он для медведя шатуна приберёт, да для волка голодного в зиму лютую. Отводить от сел наших обещался. С лесу опасности ждать селу нечего. Хозяин реки слово тоже дал. Нарочно он рыбу к селу гнать не будет, но ежели будет в том нужда и с села спрос, то нагонит.

Землицы дух, хоть мал да не внемлет с первого слова, но обещал, ежели суха земля сильно станет – воду с глубин поднять и землицу подмочить. Помнить ты его должон! Он тугой на ум как Ипестаф с Куприянового села. Говорил и делал так же, но на совесть. Это и есть землицы дух, что за полями нашими глядит. С ветром не заладилось у меня. Шалопай тот дух и дольше седмицы ничего в уму не держит. С него слово выбила, что тучи градовы на села наши гнать не будет. И то хлеб…