Песок под солнцем - [11]

— Да, Мих, я рада, что не мешаю тебе. Еще не научилась все время закрываться.

— Ага. Так и хочется сказать «Привет!» Будто по комму разговариваешь. Я так понимаю, от тебя сейчас не отстанут. Что собираешься рассказывать?

— Хороший вопрос. Точно пока не решила. Вот, слушай — про слияние никому знать точно нельзя. Это надо спрятать. Прятать лучше там, где никто не ищет. Надо рассказать что-то, привлекающее внимание. Например, про секс, и как он у тебя блокировал действие «огонька». Подать, как супер-новую информацию о людях, тем более, так и есть. Нашим интересно будет, а о слиянии они и не спросят, никто его не ожидает.

— Мне в случае чего рассказывать то же самое?

— А сам-то как думаешь? Ты людей всяко лучше меня знаешь.

— Думаю, если скажу, что я тебя воспринял как человеческую женщину, меня наизнанку вывернут. Психологи там всякие…

— Значит, говори «не воспринял как женщину». Я в каком-то файле о людях смотрела, что иногда для облегчения действия «огонька» используют резиновых кукол. Волн они не снимают, но делают не такими острыми.

— А ты не обидишься, если я скажу, что использовал тебя как резиновую куклу?

— Ага, связал и использовал. По вашим законам, если нет заявления от потерпевшей, то нет и «дела», а заявления не будет. Если скажешь так, тебе, как мне кажется, ничего не грозит. А про обиду ответ простой: я же чувствую, как ты ко мне относишься, какие обиды?

Улыбаюсь до ушей. Как же приятно понимание, которое не боится сплетни или невпопад сказанного слова!

Дорога попетляла по сырому кустарнику и через несколько километров вывела на городскую окраину. Отсюда старыми улочками бедных кварталов легко добраться к моему любимому кафе «Полуночный дятел». Любимому не столько за кухню, сколько за возможность выпить кофе в любое время, например, рано утром перед лекциями.

Заказываю большую кружку капуччино и забиваюсь в уголок под лестницей на второй этаж, за маленький столик. Задремываю; спали мы сегодня совсем немного. В ушах звучат шаги, шорохи, голоса.

— Доченька, как ты? С тобой все в порядке? Глаза какие усталые…

— Подожди, Маева, тараторить. Дай мне с ней поговорить спокойно. Ты что, Рафа, такое устроила? Мы о чем договаривались?

— Корат, ты обещал «спокойно».

— Ладно. Рафа, ты должна была предупредить нас о том, куда едешь и когда вернешься. Мы все очень перенервничали, мало того, что ты исчезла, вдобавок, когда полиция стала разыскивать тебя в здании университета, нашли двоих студентов под «огоньком». Один связал себя под лестницей, а второй на чердаке сделал петлю и вешался.

— Как «вешался»? Повесился? — Рафа испугана и изумлена.

— Нет, он стоял в петле на стремянке. Как начинался приступ, дергался, петля его придушивала и он оставался на месте. Но речь не о них. Полиция уверена, что тот парень, с которым ушла ты, тоже под «огоньком». Тебе известно, в этом состоянии мужчины не контролируют себя…

— Знаешь, пап. Оказывается, все-таки контролируют. Я расскажу потом, а прямо сейчас сообщи, пожалуйста, человеческой полиции, что у меня нет претензий к этому парню.

— У тебя действительно нет к нему претензий?

— Действительно нет. Зато есть куча любопытной информации, — кажется, она улыбается, — и я не хочу, чтобы полиция вытрясла эту информацию из него. Так что побыстрее, если возможно, пожалуйста.

— Гм… Хорошо, но ты мне все расскажешь подробно. Сейчас поговорю с Теодраном, ему все равно с минуты на минуту официальное заявление по происшествию делать. Маева, побудь пока с нею.

— Доча, с тобой точно все в порядке? К целителям не нужно?

— Ма, ну что ты прямо. Говорю же — все в порядке.

— Он тебя не… не изнасиловал?

— Ф-ф-ф. Я что, совсем без сил и соображения? Нет, не изнасиловал. Зато занялся со мной сексом. Или я с ним, это как посмотреть.

— Доча!

— Что «доча»? Информация того стоила. Вот па освободится — расскажу.

— Уже освободился. Про «занялся сексом» я слышал. Давай обещанную информацию.

— Если коротко — у него было только три волны приступов.

Какое-то время (очень недолго, впрочем) полная тишина.

— Что-о-о? Ты хочешь сказать, что подействовала на него как человеческая женщина?

— Да! Более того, второй приступ его прижал в дороге. И мы… в общем, хватило поцелуев.

— Доча! Ты целовалась с этим… с этим!..

— Ма, не вмешивайся, я с па говорю… Так что, по крайней мере, под действием «огонька» человеческие мужчины нас могут воспринимать как своих женщин. Стоит эта информация того? Наверняка в ваших файлах ее нет.

— Действительно, нет, и наверное, стоит. Но почему ты не предупредила? Зачем рисковала?

— Потому, что это — случай. Случай, который нужно ловить.

— Пожалуй, соглашусь. Теперь подробнее на тему полиции. Что ты не хочешь, чтобы она узнала?

— Так вот это самое и не хочу! Нам разве надо, чтобы журналисты трепали о «хвостатых самочках в роли женщин?» Я предложила ему рассказывать, как он использовал меня в качестве резиновой куклы, в связанном виде. Тоже тема, конечно… Но уже другая и отвлечение внимания прессы. Но па, ты понимаешь, если полиция попытается на него что-нибудь повесить, он расскажет, что принуждения не было. А повесить она попытается, если отсутствие претензий с нашей стороны будет донесено до них недостаточно четко.