Песок и золото - [38]

Он орал и не чувствовал даже, что текут слезы, двумя свободными струями.

— Отстаньте, оставьте меня! Уберите, пожалуйста, руки, звери! Умоляю! Умоляю! Прошу! Умоляю!

Внезапно все перестало.

Чеклинин склонился над ним с легкой и грустной улыбкой, как старый комедиант глядит в зал, где его старая шутка в стотысячный раз прошла с успехом.

— Эх, Гортов, — сказал он. И добавил, как показалось, разочарованно, — давайте уже, развязывайте.

* * *

Гортов сидел, завернутый в плед, и пил чай. Его тело замерло, остекленев от ужаса.

— Ох, Гортов, — сказал Чеклинин. Он сидел в темно-синем, с золотыми уборами, френче и тоже пил чай. У Гортова чуть подрагивала щека: он думал, что весь чай, и Чеклинина, и его, сейчас окажется у него на щеке. А Чеклинин позевывал. В его лбу отражался дрожащий маленький Гортов. Он весь легко умещался во лбу.

Его телефон позвонил.

— Да, выполняйте по предзаказу. Это не имеет ко мне отношения. Да, 200 офицерских шинелей, 450 рубах, лапти... Лапти. Да, шинели с эполетами. Нет, ничего не срывается. Гарантии по-прежнему на самом верху. Мы в ежедневном контакте. Ну, я ж говорю... Да они и не такое напишут. Им же надо писать. Даю слово. Это мелкие трудности. Мелкие.

Он положил трубку.

Гортов быстро пил чай, обжигаясь. Чай отчего-то не охладевал.

— Я за тебя испугался, Гортов. У тебя было такое лицо... Я думал, ты сдохнешь от страха, Гортов. Ты был бы первый, кто сдох.

Гортов сделал большой глоток и обжег губы, язык, гортань. Кипяток не стек вниз, остался в горле.

— Это же шутка, Гортов. Ты должен был догадаться. Думаешь, мы тут в самом деле пытки устраиваем?

Гортов хлебал чай беззвучно, а Чеклинин сделал один кошмарный хлюпающий глоток, очень неприятный, как дворник поскреб метлой по асфальту, и сказал мягким, почти ласковым голосом:

— Все летит в пизду, Гортов. Все разрушается.

В комнате будто бы потеплело от этой душевной ноты. И Гортову даже захотелось назвать это помещение не кабинетом, а комнатой.

— Непрочные это оказались ребята, Иларион и Северцев. Разбежались при первом залпе. И тот, и другой теперь не берут трубки. Но это ничего, я их верну в чувство. Думаю, в конечном итоге-то мы все отыграем... Подумаешь, ссаньем плеснули в лицо. Ну бывает же всякое. Хотя, говоря откровенно, гораздо лучше, если бы серной кислотой... Все-таки общество у нас не принимает такого... Все преодолеем, Гортов, ты не отчаивайся! Зарплату уж как минимум всю отдадим. На Борткова и Спицина ты не оглядывайся! Пропащие идиоты...

Лампа над головой потрескивала. Чеклинин сжимал и разжимал над столом бурые кулаки.

— У тебя есть с собой телефон? Ах, да. — Чеклинин хохотнул. — Вот, позвони с этого. Это мой личный.

Он положил перед ним айфон с разбитым в углу экраном.

— Позвонить отцу Илариону? — пролепетал Гортов.

— Ага! Там на «И» в адресной книге.

Трубку долго не брали. Наконец, раздался чуть слышный щелчок, и в ухо ворвался тихий однообразный шум, как будто Иларион был в метро или поезде.

— Здравствуйте, батюшка, это Андрей Гортов, с «Руси». Вы меня помните? — чужим тонким голосом проговорил Гортов.

Чеклинин раскрыл глаза и привстал от оживления.

— Хелоу, ю спик виз ми, — сказал батюшка.

— Отец Иларион?.. — Гортов удивленно взглянул на трубку. Чеклинин показывал ему жестами, чтобы тот включил громкую связь.

— Йес, айм лиснинг ту ю, — говорил Иларион, тихий, далекий.

— Иларион... — сказал Чеклинин с ноткой горечи.

— Йес-йес, вот ду ю вонт фор ми?

— Отключайся, — сказал Чеклинин и сам, вырвав свой телефон, нажал кнопку.

— Видишь, что происходит. А тут еще твоя баба безумная. Ты зачем вообще сюда бабу привез?

— Я не привозил, она тут была... — Гортов виновато скосил глаза в чашку. Чеклинин провел по горячему влажному лбу ладонью, чего-то обдумывая.

— Вы меня убьете? — спросил Гортов. Он уже допил чай.

— Не убью, но уши могу отрезать, — сказал Чеклинин в своей печальной раздумчивости и вдруг опять оживился. — Да ладно, Гортов, чего там, ну я же шучу. Уже мог бы понять...

Гортов сидел с таким ощущением, что ушей у него уже нет, и это Чеклинин уже потом решит, вернуть ему их или оставить.

— Точно не знаешь, где она? — он взял Гортова за щеку и потрепал. — Ну ладно, ладно...

И вот уже снова нахмурился.

— Во сколько она ушла?

— Я не помню.

— О чем вы с ней говорили?

— Не помню, — Гортов невольно прижал ладонь к изуродованной груди, нывшей.

— Ее рук дело? — уважительно проговорил Чеклинин и отвернулся. — Это неважно. Нам ее надо сегодня найти, железно.

Чеклинин тяжело встал, и само собой, не согласуясь с Гортовской головой, поднялось и его тело.

* * *

Они прошли через ущелье и вышли на свет. Чеклинин с усердием закрыл за собой средневековую дверь с огромным затвором.

— А вы меня не убьете? — снова спросил Гортов, когда они шли к бричке. Ему разорвали надвое кофту, и под курткой он теперь нес лохмотья. Кусок ткани падал из куртки к ногам.

Они уселись в бричку, и Чеклинин достал фляжку. Пахнуло коньяком.

— Гортов, ты сумасшедший? — с живым интересом спросил он, после того, как надолго приложился к фляжке.

— Не знаю, — сказал Гортов.

— Ну это же маскарад, Гортов. Неужели ты не понял? Эта ряса и эта дыба. Весь антураж. Просто решили слегка припугнуть. Через это все проходили. Тебя даже не заперли, ты мог уйти в любой момент. Просто открыть дверь и свалить оттуда.