Песок и золото - [23]

«Что это, серная кислота?» — спросил кто-то. «Моча», — отозвались. «Сок, это сок», — кричал Чеклинин, торопясь к месту. Гортов отключил съемку и стал пробираться к Северцеву.

Подростка с бутылкой почти не было видно, только стопа трепыхалась. Бутылка прыгала по асфальту, пустая. Спицин склонился к Гортову и проговорил: «Ссаньем облили».

«Это сок!» — крикнул Северцев, издалека и сквозь шум все расслышав. Он вытирал лицо, с виду сухое и чистое. Людское кольцо вокруг сцены росло и сжималось. Журналистов грубо толкали, у кого-то отняли камеру, кто-то упал на землю. Оказавшись невольно внутри кольца, Гортов увидел, как существо вытащили из-под кома — платок съехал на лоб, и выбилась ярко-рыжая тоненькая косица — девочка, на вид 18-ти лет, ее потащили в автобус. Гортов успел заметить, как перед ней встал Чеклинин — его лоб блеснул на свету. Раздался хруст, и лицо девочки смялось и потекло, словно вареным яйцом ударили о сырое.

Обернувшись, Гортов увидел стоявшего перед ним Порошина. Он улыбался.

* * *

Порошин ходил по дому в трусах и рубашке, с бутылкой шампанского. Чесал бледный и безволосый кусок живота. «Когда и зачем он успел снять штаны?..», — думал Гортов, вернувшийся из туалета.

После митинга они сразу поехали к Порошину на квартиру. Гортов все вспоминал в дороге этот сочный хруст смятого, переломленного лица. Хотелось скорее выпить.

Порошин пил шампанское как микстуру, морщась. Без цели ходил по дому, цепляя стены, будто искал свои утерянные глаза. Шампанское проливалось на пол.

— А вина нет? — спросил Гортов, с трудом располагаясь в кресле.

— Есть, конечно! — Порошин вошел в коридор и там крикнул: «Васька-младший, тащи вино!»

В подсобке завозились, голос оттуда спросил: «Какое?».

— Что значит «какое?»! Калифорнийское неси. Осталось?

Васька глухо проговорил: «Нет».

— А какое осталось?

— Никакого!

Порошин посерьезнел.

— А ну иди сюда, обезьяна!

Качаясь, вошел округлый, опрятный, пахнущий благовониями Васька. Порошин сделал два шага навстречу и дал ему по уху. Ухо зарозовело. Васька устоял, только качнувшись на круглых ногах. В глазах у него колыхнулся отблеск лампочки. У Порошина в глазах ничего не колыхнулось — как черные дыры, сосали воздух его глаза.

— Су-у-ука, — длинно и тяжело, словно достал бревно изо рта, проговорил он и ударил снова — Васька прикрыл руками лицо, но удар прошел через руку, рассек девчачью тонкую бровь. Васька, в самом деле как зверь, вздохнул большими ноздрями, склонив голову.

«Что же за дикари», — с досадой и страхом думал Гортов, пытаясь пристроиться сбоку, чтобы остановить Порошина. Застегивая ширинку, вышел Спицин. Он остановился в дверях, видно, наблюдая привычную сцену из жизни.

Порошин тем временем взял Ваську за загривок и, будто любуясь им, пальцами покрутил лицо в разные стороны. «Что ж ты за сука безмозглая, я же только вчера сказал: купи. Ку-пи! О чем ты там думаешь? Васька, а? Об анаше, об овцах? Ну ты чего? Злишься? Думаешь, хозяин плохой? Вот и прогрессивная общественность думает: нехорошо. А я учу тебя Васька, учу. Вот что мы теперь будем пить? Из унитаза воду? Будем? Пойдем попьем».

Он потащил его в туалет. Из-под ног полетели доски. Васька взвизгнул — Порошин выкрутил ему на ходу ухо.

Дверь в туалет захлопнулась. Гортов со Спициным встали возле двери, прислушиваясь к возне и всхлипам. Гортов — в оцепенении, Спицин — серьезно и вдумчиво шевеля бровями, будто студент слушает трудную для понимания, но важную лекцию.

— Я ж тебя убью, скотина, — спокойно сказал Порошин. Его, склонившегося, было видно в дверном проеме. Слышалось ровное хлюпанье. — Ты пей, пей... И во дворе закопаю. Да чего там закапывать — много чести. Пацаны вон помогут — выброшу в бак. Запросто! Даже в пакет класть не стану. Чтоб крысам удобней. Допил?

Послышался шум воды.

— Все нормально будет, не убьет он его, — сказал Спицин с сомнением.

Они вывалились обратно — мокрое окровавленное лицо Васьки, и следом Порошина — бескровное, ледяное. Он толкнул Ваську в спину, и Васька свалился на пол. Порошин потянулся рукой к полке — там стоял утюг на длинном шнуре. Увидев это, Гортов рванулся, схватил утюг первым, прижал к груди.

— Я и руками могу, — Порошин, смеясь, пожал плечами, наклонился, схватил за волосы и принялся бить покорного Ваську головой об пол. Пол хрустнул и поломался, и голова Васьки ушла глубоко в дыру. Порошин вдруг встал и быстро и страшно ударил его ногой в затылок. С громким древесным скрежетом Васька ушел в дыру по грудь. В полу образовалась прогалина в метр. Васька не шевелился.

Порошин запихнул остального Ваську под пол — только торчали кривые ноги и впалый печальный зад — и пошел в комнату, что-то невнятное бормоча под нос.

— Он жив?

— Иди посмотри, — предложил Спицин.

Васька издал слабый стон, когда они стали вытаскивать его наружу. От него дурно и резко пахло. Лицо сочилось. Вся грудь была в крови и соплях. «Надо было слюнявчик надеть», — без спросу влезла в голову мысль гадкая и чужая.

Васька то ли не хотел, то ли не мог подняться. То ли плакал, то ли прокашливался — издавал отрывистый тихий звук, лежа на коленях. Щупал опухшую голову. «Вставай, вставай», — вдвоем со Спициным они подняли его на ноги, прислонили к стене. Но тут из спальни выбежал опять полоумный Порошин — кулак просвистел по длинной дуге и разнес Ваське скулу. Васька шумно, многозвучно упал, как развинченная шведская стенка. И снова опять ни звука.