Песочный человек и другие ночные этюды - [382]

Вражеская подозрительность и злое коварство, всегда живущие в порочном сердце, выдали князю Исидору тайну княгини. Он постарался перелить в душу князя яд, которым был насыщен сам, но князь принял его с негодованием. Теперь настало время, когда князь Исидор решил возобновить нападение на графа Терни и на княгиню, равно ненавидимых им смертельно за то, что они постоянно противодействовали его злым козням.

Князь колебался; но никогда бы простое сходство ребенка с графом Терни не заставило его принять ужасное решение; если бы само поведение княгини не дало к тому повода.

Княгиня потеряла всякий покой, и, раздираемая глубокой скорбью и невыразимой мукой, она вздыхала дни и ночи. То покрывала она своего ребенка нежнейшими поцелуями, то с исказившимся лицом отталкивала его, выражая глубокое отвращение. «Справедливый Боже! Как тяжко наказал ты мою измену!» — шептала она при этом. Многие слышали эти слова, и, казалось, они означали воспоминание о преступной измене и последовавшем за нею горьком раскаянии.

Прошло несколько месяцев. Наконец князь решился. Он приказал отвезти ночью мать и сына в пустынный, отдаленный приграничный замок, а графа Терни удалил от двора. Но вместе с ним и брат князя, вид которого стал ему невыносим, должен был удалиться…

Княгиня согрешила только мыслью; телесное желание не принимало участия в ее любви, и верность ее оставалась безупречной; но уже и греховные помыслы заставили княгиню считать себя достойной наказания преступницей, обреченной на вечное раскаяние.

Заключение в пустом замке, строгий надзор — все повлекло за собою то, что в тревожном положении, в каком княгиня находилась уже и раньше, она почти совсем помешалась.

Случилось однажды, что мимо замка, где содержалась княгиня, проходила с пением и музыкой группа цыган, расположившихся табором у самых стен замка.

Княгине показалось, будто плотные завесы внезапно спали с ее глаз и что она получила возможность окунуться в светлую, кипучую жизнь. Невыразимая тоска наполнила ее грудь. «Туда… туда… на свободу. Возьмите меня с собой, возьмите меня!» — закричала она, протягивая руки в открытое окно. Какая-то цыганка поняла ее знаки; она ласково кивнула княгине, и тотчас один цыганенок вскарабкался на ограду. Княгиня взяла своего ребенка и выбежала в открытые двери замка; цыганенок взял ее ребенка и перелез через ограду. Безутешно стояла княгиня перед оградой, на которую она не могла влезть. Но скоро ей приставили лестницу, и через несколько секунд она была на воле…

С радостью встретил ее цыганский табор, веривший, что знатная дама, ускользнувшая из заключения, явилась для него сошедшей с небес счастливой звездой.

— Хо-хо, — говорили старые цыганки, — разве вы не видите княжеской короны, сияющей у нее на голове. Такой блеск никогда не померкнет.

Дикая бродячая жизнь цыган, их любовь к темным наукам, их таинственные искусства благотворно повлияли на княгиню, и когда ее экзальтированность, доходившая порой до истинного безумия, получила возможность свободно выражаться, она примирилась с жизнью. Сына княгини цыганам удалось тайно унести и воспитать у одного старого, благочестивого деревенского священника. Едва ли стоит досказывать, что княгиня, успокоившись и пресытившись бродячей жизнью цыган, отделилась от табора и стала странствовать в качестве гадальщицы с вороном; все это объясняет и то, почему князь Исидор всеми силами старался устранить художника Георга Габерланда и молодого Деодатуса Швенди, принимая их за одно и то же лицо, а именно за молодого князя, который мог отнять у князя Исидора всякую надежду на престол.

Замечательно было и то, что оба, Габерланд и Швенди, давно видели во сне милое существо, которое должно было играть какую-то роль в их жизни. Это существо, Натали, была дочерью князя Исидора, которую и граф фон Терни, и княгиня считали избранною смирить темную, роковую силу, господствовавшую до тех пор, посредством союза с молодым князем, и что оба употребляли все средства, какие только были в их распоряжении, стремясь соединить пару, предназначенную, как они думали, друг для друга в силу таинственной связи событий.

Известно, как все эти планы стали рушиться, когда оба двойника встретились на одной дороге, и известно, каким образом во время болезни князя все действующие лица нашей повести, рассеянные по его приказанию, снова собрались близ него.

Глава восьмая

Итак, объятые ужасом, точно оцепенелые, стояли оба двойника друг против друга. Тяжелое молчание, как перед бурей, господствовало над всем собранием; каждый спрашивал себя в сердце, который же из двух князь?

Граф фон Терни первый прервал молчание, выйдя навстречу юноше, сопровождавшему княгиню, и воскликнул: «Мой сын!»

При этих словах глаза княгини засверкали, и она сказала высокомерным тоном:

— Твой сын, граф Терни? А кто же это стоит возле тебя? Похититель престола, принадлежащего тому, кого я прижимала к своей груди?

Князь Исидор обратился к собранию и высказал мнение, что так как личность молодого князя и наследника престола остается невыясненной, то очевидно, ни один из претендентов не может вступить на престол, пока не выяснятся, по крайней мере, кто из них может более достоверным образом доказать свое высокое происхождение.