Песочный человек - [5]

Чудесным образом все отеки от укусов пропали. Не осталось никаких свидетельств, по которым можно было доказать, что все это не было самым страшным сном его жизни.

Итак. Выбор Номер Один: сказать маме, получить чудовищную взбучку и, возможно, поиметь неприятности из-за уничтожения ценного произведения искусства коренных американцев.

Выбор Номер Два: держать рот на замке и надеяться на то, что все случившееся никогда не повторится.

Он осмотрел свои руки. Они вполне походили на те руки, которые болтались у него на плечах последние двенадцать лет…

Дэвид отпер дверь и проскользнул в комнату. Постоял, прислушиваясь к ровному дыханию матери. Никакого посапывания, только глубокое, ровное дыхание.

Он сбросил ботинки и штаны, сложил и сунул в пластиковый пакет. Возможно, она не заметит грязи и пятен. В дешевом зеркале отражался нормальный двенадцатилетний ребенок. Слегка напуганный, но в остальном вполне нормальный ребенок.

Это был последний раз, когда Дэвид видел себя.

2

Женщина в белом халате шла по стерильному коридору Вестсайдской мемориальной больницы с тем целеустремленным видом, с которым ньюйоркцы, похоже, рождаются и который остальные американцы приобретают тяжелым болезненным трудом.

Ее звали Аннель Триас. Это была мускулистая брюнетка лет под тридцать, имевшая докторскую степень в физиологии развития и магистерскую — в нейроанатомии. В настоящий момент она была погружена в решение одной важной проблемы.

Пациент: Дэвид Чейз.

Возраст: 12.

Рост: 5 футов 4 дюйма.

Вес: 85 фунтов.

Болезненно-худой. Мать сказала, что он уже несколько месяцев, как потерял аппетит и сон. Педиатры разводили руками. У мальчика не было никаких органических поражений, с психикой тоже все было в порядке…

Если не считать ночных кошмаров. Беспрерывных. Безжалостных. Диких. Устрашающих. И вот он попал сюда, в знаменитую лабораторию сна, в надежде на чудо.

Она миновала последнюю дверь и вошла в детскую рекреацию. Там был стол для пинг-понга, телевизор, пинбол, два игровых автомата и огромное количество всевозможных игрушек, большинство из которых были выбраны за то, что помогали наблюдателю проникнуть во внутренний мир ребенка.

За этот год Триас проконсультировала шестнадцать пациентов, но случай Дэвида оказался уникальным. Он был единственным афроамериканцем, самым юным, самым маленьким и самым тяжелым.

Дэвид стоял перед самым популярным в этой комнате игровым автоматом, манипулируя черепашками-ниндзя, которые лупили мечами и нунчаками марионеток светловолосого мальчика постарше. На лице блондина застыла маска разочарования. Он кусал губы и аритмично лупил по корпусу автомата, тихо ругаясь.

Проиграв, старший мальчик отошел. Бренда сидела у стены, читая журнал «Байт». Аккуратно сложив его, она подошла к сыну.

— Дай мне попробовать, — сказала она весело.

Дэвид не обратил на нее внимания и бросил очередную монету в автомат. Экран спросил: Один Игрок или Два? Дэвид выбрал Один.

Улыбка Бренды погасла. Она села и опять раскрыла журнал.

— Дэвид? — сказала Триас. Он был полностью поглощен игрой. — Дэвид?

Пришлось подождать, пока игра окончится, и лишь потом похлопать его по плечу. Он обернулся, но глаза были опущены.

Со времени вчерашнего собеседования он, похоже, стал еще меньше. Это был один из тех редких детей, чья личность намного превышает размеры тела. Они запоминаются более высокими, сильными и красивыми, чем на самом деле.

В действительности Дэвид был совсем маленьким ребенком. И с каждой неделей он становился все меньше. За восемь недель, истекших с момента его поступления в больницу, он потерял двенадцать фунтов. Лицо приобретало очертания черепа. Глаза лихорадочно блестели.

— Мы готовы, Дэвид.

Он кивнул. Дэвид был поглощен своими компьютерами, Бренда — своими. Пропасть между ними когда-то, подобно мостику, соединял отец, Дэррил Чейз. Разведенный, потом погибший. Триас физически ощущала его отсутствие.

Миссис Чейз подняла голову, встала и одернула свой безупречно сшитый деловой костюм. Протянула теплую влажную руку.

— Спасибо, что нашли для нас время.

— Ваш терапевт, доктор Кейдж, мой старый друг. Мы вместе работали в Стэнфорде. Я уважаю его мнение.

Дэвид тихо шел сзади, не говоря ни слова.

Бренда нарушила молчание.

— Доктор Кейдж сказал, что вы получили степень в двадцать три года. А книгу «Сны» написали в двадцать четыре. Это правда?

— Просто поразительно, на что способен увлеченный человек. Впрочем, вам-то это известно лучше, чем кому бы то ни было. Сколько известно женщин афро-американского происхождения — вице-президентов таких компаний, как «Дэйта-Комп»?

Триас открыла перед Дэвидом дверь своего кабинета и заметила, как он двигался. Неуклюже, словно его телом управлял кто-то извне. Словно он терял контакт с собственным телом и продолжал двигаться лишь благодаря усилию воли. Странно.

Она скользнула за стол из черного дерева. За ее спиной на стене висел большой плакат: «Сплю ли я СЕЙЧАС?»

— Садись, пожалуйста, — жизнерадостно сказала Триас. — Я хочу проверить то, что мы записали вчера, Дэвид. Когда начались кошмары?

— Три месяца назад. — Его голос звучал очень тихо. Она подождала продолжения. Но, как и во время вчерашней беседы, он просто опустил глаза в пол, рассматривая узоры ковра.