Песочные замки - [23]

В полной тишине из монастыря вышла странная процессия. Впереди шествовали двое монахов в капюшонах. За ними три человека несли тяжелый продолговатый тюк, чуть провисающий в середине и завернутый во что-то белое, похожее на парус. Еще один человек стоял в стороне и наблюдал — в его позе чувствовалось высокомерие.

Погрузить ношу на лодку оказалось не просто, так как лодке было не подойти близко к берегу. После двух неудачных попыток ее подвели кормой к башне. Пока один из моряков заводил швартовы, двое других, по пояс в воде, поднесли тюк. Стоявший в лодке склонился за борт, принимая груз. Неверный, тусклый свет не позволял больше ничего разглядеть. Человек, который держался в стороне, взглянул на монахов, стоявших рядом с ним на берегу, поклонился и решительно вошел в воду. Чья-то рука помогла ему влезть в лодку. Послышался ритмичный плеск весел. Когда лодка вышла на фарватер, монахи вернулись в монастырь.

— Что они делают? — спросил Филипп. — В гавани Муан им было бы намного проще!

— Проще! — сказал я. — Зато беспокойнее.

Мы двинулись дальше и, дойдя до самой восточной точки острова, сели на камни прямо напротив Сен-Ферреоля, соседнего островка, окруженного едва выступающими из воды рифами. Луна уже успела подняться высоко, и свет ее стал еще белее. Я был уверен, что сейчас мы увидим, как лодка причалит к островку, выгрузит тюк и уплывет. Так и случилось.

— Я сплаваю туда. Хочу взглянуть своими глазами. Вы со мной?

Дети решительно отказались, и я вошел в теплую воду.

— Ой, папа! — воскликнул Оливье. — Смотри, ты весь в звездах!

Руки мои захватывали вместе с водой светящийся планктон — мириады морских светлячков. За каждым моим пальцем тянулись Млечные Пути. Я долго и осторожно плыл, выискивая щели между подводными камнями, и наконец выбрался на освещенный луной островок. Камни, лишайники, морская пенка кололи босые ноги. Вершина острова возвышалась над водой метра на три-четыре. Если не считать лишайников, вся растительность ограничивалась несколькими хвойными деревьями, лохматыми, источенными водяной пылью — и все-таки вызывающе зелеными.

Островок был пуст.

Ни лодки, ни тюка, ни людей. И только где-то вдали, на западе, опалом светилась башня.

В гавани Муан все было по-прежнему. «Неземные существа» базарными голосами поносили друг друга. Мы улеглись, но мальчики никак не могли заснуть.

— Все это очень странно, — сказал я. — В Ницце в 1840 году умер от холеры Паганини, прославленный генуэзский композитор и скрипач. Церковники отказались его хоронить. Ницца принадлежала в те времена Пьемонту, и генуэзское духовенство, которое заправляло там, было убеждено, что великий виртуоз состоял в сговоре с дьяволом… Сын перевез тело во Францию, надеясь, что Марсель окажется более терпимым. Но и оттуда ему пришлось отплыть ни с чем. Тогда он вспомнил про Сент-Онора. Ему было отказано в погребении на самом острове, однако дозволено перевезти покойника на Сен-Ферреоль. И тело Паганини, который обвинялся в том, что его рукой водил дьявол, пять лет гнило под солнцем и брызгами, и навещали его только чайки. Как раз там, куда я плавал. Да, да, пять лет потребовалось сыну Паганини, чтобы добиться разрешения перевезти тело отца на его родину, в Геную… Вот какая история.

Из чрева роскошной соседней яхты, сотрясая воздух, вырвался крик: «Шлюха!»…

— А при чем тут лодка? Лодка, которую мы только что видели? — спросил Филипп.

— Не знаю. Я не знаю ничего. Или ужасно мало! Я знаю только, что сегодня то самое число, день в день, когда тело великого Паганини было перевезено с Сент-Онора на островок.

— Или, точнее, «ночь в ночь», — сказал Оливье, не лишенный чувства юмора. — Мы отправимся туда завтра. Когда рассветет.

Белая дама с острова Поркероль

В январе 1888 года Мопассан в сопровождении своего слуги Франсуа Тассара и щенка африканской борзой возвращался из второго путешествия по Алжиру. Перед отъездом он купил в Марселе новую яхту, так как старая, первоначально называвшаяся «Шпага», стала ему тесновата. «Шпага» была черной, а эта, словно по контрасту, — ослепительно белой. Она стояла на якоре в Марселе, у набережной Фратерните.

Мопассан вызвал к себе «капитана» Бернара и его родственника, «матроса» Раймона. Моряки тщательно осмотрели белоснежную «Цыганку» — двухмачтовое быстроходное судно с пятью парусами, выстроенное в 1879 году в Англии, на верфях Лимингтона.

Просторная яхта с кают-компанией на десять человек, салоном и каютой писателя была символом богатства, приобретенного Мопассаном за десять лет, или, выражаясь языком налоговых инспекторов, безусловным признаком достатка.

Моряки обследовали корпус и трюмы.

Набор корпуса — шпангоуты и стрингеры — был в прекрасном состоянии.

— Крепенькая, как орех, — объявил Бернар.

Ги считает, что осадка маловата.

— Главное, чтобы у этой «Цыганки» глаз не был дурной!

Моряки перекрестились.

— Отлично! Завтра в шесть утра отплываем. А вы, Бернар, будьте добры, займитесь новым названием.

Так же как и старая, эта яхта будет называться «Милый друг» — поразительно, как этот человек слился воедино с игрой собственного воображения, со своим прославленным персонажем, со своим успехом.