Песочные часы - [22]

То, что при этом помещение было узким, наводило на мысль, что раньше здесь помещался кегельбан. Мишени оказались без заводов, не «фигурные», а простые, учебные. И мне стало понятно, почему дверь тщательно запирали: она помещалась между «линией огня» и мишенями, и, конечно, при небрежности можно было легко попасть под обстрел. Три мелкокалиберные винтовочки стояли в открытом стенном шкафу, каждая в своем гнезде. Еще тут был пюпитр, похожий на школьную парту: под его доской, вероятно, хранились патроны.

По сравнению с тирами, веденными в других пивных, этот мне показался бедноватым со своими мишенями на картонках и не новыми «франкоттами», приклады их потемнели от долгого употребления.

Я стоял у стойки, ожидая, пока фрау Дунц освободится и вызовет хозяина, я полагал, что он уже здесь. Она возилась у витрины с бутылками, когда он вышел из заднего помещения. Он, видно, еще не успел переодеться: на нем была приличная «тройка» со старомодной часовой цепочкой, вьющейся по жилету.

— Пройди сюда, — бросил он мне, и я последовал за ним. Помещение за стойкой выглядело точь-в-точь как парадная комната у моей бабушки в деревне: даже «турецкий» диван и буфет с деревянными завитушками были очень похожи. В полуоткрытую дверь была видна еще одна маленькая комната, вероятно спальня господина Кранихера.

— Ты ищешь работу? — спросил хозяин без проволочек.

Я подтвердил и собирался развернуться со своими биографическими данными, но это не потребовалось. Очевидно, бедняга здорово умаялся без помощника. Вопрос был решен в пять минут.

— Ты где живешь?

— Пока нигде. Найду себе что-нибудь. — Я был уверен, что он предложит мне жить при бирхалле — я же слышал, что Макс имел здесь какое-то пристанище. Но он сказал:

— Ну поищи. Послезавтра придешь к одиннадцати. Он сделал такой жест, словно милостиво отпускал меня. Господину Кранихеру вообще была свойственна некоторая величавость, почему я немедленно — мысленно! — окрестил его «Луи-Филиппом».

Я вытащил из-под стойки свой рюкзак и вышел из бирхалле. Конечно, я посмотрел на часы. Они стояли. Я перевернул колбы и отправился на поиски жилья, не имея никакого представления, где и что искать.

Мне было ясно только одно: надо где-то угнездиться, лучше всего было бы снять комнатушку в скромной семье: сейчас многие сдавали комнаты, калитки дворов и двери подъездов пестрели картонками с традиционными надписями: «Сдается», «Ищу квартиранта». Большей частью это были попытки жен фронтовиков подкрепить свой пошатнувшийся бюджет. А может быть, и приобрести временного друга.

Начать поиски я решил вдалеке от «Песочных часов», сам не зная почему. У меня было смутное ощущение, что если «что-нибудь не так» получится на работе, то я сохраню «чистым» свое местожительство. Впрочем, я вполне сознавал, что это чушь: уж что-что, а адрес мой будет записан в книге хозяина. Ну, просто это было подсознательное, — в последнее время я часто руководился не здравым смыслом, а какими-то, порою даже смешными, импульсами.

Я выбрал район не буржуазный, разумеется, но и не пролетарский: мещанский пригород, достаточно населенный, чтобы люди не пялили глаза на нового человека. Записки о сдаче комнат и квартир попадались мне то и дело. Иногда это были напечатанные на машинке подробные обещания всяческих удобств и выгод. Иногда — написанные почти каллиграфически, деловые предложения без эмоций: метраж, отопление, горячая вода, «wk»…

Почему-то я отнесся к тем и другим с осторожностью. Меня привлекали скромные листочки, написанные торопливой рукой, как бы без надежды на успех: так слабо, без нажима, выводили строчки и так незаметно, где-то на краю двери или в окне, звали они желанного квартиранта снизойти до их предложения.

И я заходил в подъезды стандартных четырехэтажных домов, подымался по лестницам, овеваемым разнообразными запахами, и встречал приукрашенную всеми способами нищету. Но всякий раз что-то останавливало меня.

В своих поисках я забрел в район ярмарки. Сама-то ярмарка открывалась раз в год, от нее остались рваные парусиновые палатки, конструкции аттракционов, помосты «американских гор». Все это, в своем разорении и неподвижности, выглядело словно когдатошний город, брошенный жителями во время чумы или землетрясения.

Среди этой мертвечины я не нашел ничего живого, даже вода не била в фонтанчиках для питья. Но, выбравшись из хаоса бывшей ярмарки, я увидел дощатую будочку с яркой вывеской. На ней стояло только два слова: «Фрау Лизелотта». В окне видна была пышная дама, которая стреляла подкрашенными глазами вправо и влево, а тем временем, не глядя, что-то перебирала на столе перед собой. Я заинтересовался: не билеты ли она продает? И куда?

Но, приблизившись, был поражен донельзя: дама оказалась восковой, с заводом, видимо, довольно длительного действия, потому что никого поблизости уже не было, а пока я стоял, она ворочала глазами еще минуты три. А потом я вычитал из инструкции на стене будки, что надо бросить в щелочку десять пфеннигов, что я и сделал, и Лизелотта снова начала стрелять глазами.

Это было не главное ее занятие: она оказалась гадалкой. Так как щелок было две — «для дам» и «для мужчин», Лизелотта выбрасывала за те же десять пфеннигов свои пророчества мужчинам — насчет успехов по службе, коммерческих дел и карточных выигрышей; женщинам — про любовные дела и детей. Я просадил на нее тридцать пфеннигов, из любопытства бросив монету даже в щелку «для дам». Мне выпала «нечаянная измена мужа» и примирение с ним. А с «мужской» стороны я получил перспективу «расширения своего предприятия» и «крупный выигрыш на скачках».