Песочные часы - [9]

IX. А и то сказать: кому, в сущности, до этого дело? Кто у нас будет забивать себе голову спорами и столкновениями внутри так называемой «желтой расы»? Те, кого это интересует, имеют свое мнение. Мою точку зрения, крайнюю, непримиримую, подчас на грани неуместного ныне догматизма, им трудно принять. Полпотовец, если на него смотреть с варшавской улицы Новый Свят, кажется скорее нелепым, нежели страшным. Впрочем; у нас, в Польше, все эти рассуждения по-настоящему интересны примерно пятнадцати уважаемым «азиатам»-востоковедам. Многим они покажутся материей скучной и их не касающейся. У некоторых вызовут, по всей вероятности, самодовольную усмешку. Я не должен себе внушать, что дело обстоит иначе. Очередной специальный корреспондент рассказывает истории, не поддающиеся проверке. Какое нам до всего этого дело? Что мы можем? Наша хата с краю. Пусть они не размножаются, как кролики. Пусть лучше работают. И вообще оставьте нас в покое, хватит спасать человечество за наш счет.

Конечно, культурная публика любит знать, что за игра ведется, кто берет верх, кому всыпали, «крепко ль держатся китайцы»[9], будет ли война, из-за чего все началось и что дальше. Это желание глубокоуважаемой публики я должен выполнить. Это моя профессия — и как это делается, мне известно.

X. Итак, решено. Никаких сомнений, никаких сложных рассуждений. Ne sutor supra crepidam[10]. Это Простое изречение внезапно наводит порядок в спутавшихся мыслях. Припадок безграничной неприязни к равнодушным людям проходит. Я снова вижу сложность проблем, их обусловленность, горький опыт истории и многое другое.

XI–XX

XI. Я поднял с земли четыре китайских патрона 7,62 калибра и украдкой спрятал в карман. Если на границе Не прицепятся таможенники, будет что показать по возвращении.

XII. Пограничный пост находился всего в ста пятидесяти метрах от нас, но только сейчас, в тусклом блеске солнца, удалось его рассмотреть. Дорогу перегораживал длинный, небрежно отесанный бамбуковый ствол, укрепленный в бамбуковых рогатках на шарнирах из заостренных бамбуковых клиньев. Продырявленная осколками канистра из-под масла, наполненная камнями и привязанная лианой к длинному концу шлагбаума, использовалась в качестве противовеса. Будка была сооружена из бамбуковых стволов, связанных бамбуковыми корневищами, и увенчана крышей из сухих листьев саговой пальмы.

От одной гранаты это все в одну секунду разлетится. Глядя на немудреную постройку, я пришел к выводу, что на вьетнамо-кампучийской границе царит спокойствие, хотя еще шесть недель назад, до конца декабря 1978 года, выстрелы здесь не умолкали ни на минуту. Это значит, что в районе «Клюва попугая» Произошло военно-политическое событие, которое будет иметь важные последствия. Здесь каждый бамбук о чем-то говорит и чему-то служит.

Это стоит отметить. Первый конкретный факт для записи в блокнот.

Мой блокнот был почти пуст и терпеливо ожидал, когда что-либо произойдет. Пока что в нем хранилась вырванная из журнала «Ньюсуик» маленькая карта Кампучии с некоторыми деталями военного характера, которые следовало бы уточнить. Были также записаны шесть слов на кхмерском языке. Мне подумалось, что их на всякий случай следует заучить: «сибай» — есть, «пхэк» — пить, «Полонь» — Польша, «нэак касаэт» — журналист, «самамыт» — товарищ, «сам лоук» — пожалуйста.

Я записал в блокноте, что на вьетнамо-кампучийской границе царит спокойствие. Внутри пограничной будки два молодых человека в мягких шапках китайского покроя, серьезные и сосредоточенные, по-боевому настроенные, сжимали в руках автоматы со спущенными предохранителями. Я показал им, как поставить автомат на предохранитель, а потом окинул взглядом все хозяйство. Полевой телефон, вроде тех, пользоваться которыми я учился двадцать пять лет тому назад. Артиллерийская гильза, используемая в качестве вазы для полевых цветов, вещь немыслимая на любом военном посту в Европе. На скамеечке — шесть гранат, одна без взрывателя и чеки. Помятое ведро с питьевой водой. Пара сандалий, по-видимому дежурная, так как оба солдата были босы. Мешочек с рисом, закоптелый котелок и соль в тряпочке. Плакат с текстом манифеста на кхмерском языке и фотографией Хенг Самрина.

Хенг Самрин — председатель Единого фронта национального спасения Кампучии. Еще год назад он был командиром дивизии у «красных кхмеров» и занимал высокий партийный пост[11].

XIII. Над пограничным постом развевается знамя новой Кампучии: пять золотых башен на красном фоне. Это очень важно, что их пять, об этом я уже слышал. По причинам, которые мне никто не мог объяснить, при режиме Лон Нола в гербе были только три башни, к тому же на бело-синем фоне, который, надо полагать, был заимствован у американцев. При режиме Пол Пота поначалу изображались четыре башни, но вскоре от них вовсе отказались, заменив кошмарной мазней: там были намалеваны звезды, рисовые поля, серпы, светлое будущее народа и что-то еще. А имелись все время в виду одни и те же башни священного храма Ангкор-ват. Кажется, со всем этим была связана какая-то сложная символика, на грани астрологии или магии. Но не осталось в живых никого, кто мог бы это объяснить.