Песня волка - [44]

Тяжелый вздох Джози отвлек Эшли от ее мыслей.

— Джози?

— Все в порядке, не обращай внимания. Не всегда легко свыкнуться со своей судьбой.

— С судьбой?

— Я Ищущая. Поэтому я здесь. Предстоит нелегкое испытание и я не знаю выдержу ли его.

— Это и есть твое предназначение? — и когда Джози кивнула, спросила: — Тогда зачем здесь я?

— Очевидно, ты Гонец. Ты принесла весть о щите.

— Ты знала больше чем рассказала мне.

— Мое знание не подтвердило бы ни одно из твоих предположений или версий. Это все на бытовом уровне.

— Что значит — на бытовом уровне? Информация есть информация, какой бы она ни была.

— Информация… — усмехнулась индианка. — Только вы, белые, способны Шепот Великого Ватанки назвать подобным механическим словом.

— Суть от этого не меняется.

— Как-то мой дед сказал мне, что в Ищущем должна течь кровь белых. Во мне она есть. Мой дед был васичо, он погиб и я помню только его брата, такого же полукровку, как и я.

— Твой дед был индейцем?

— Нет. Он был белым. Васичо.

— А его брат полукровка? То есть у них был один общий родитель?

— Да.

— И твой дед имеет, какое-то отношение к щиту?

— Ну да. Я расскажу тебе о моем деде и может быть ты найдешь в его истории не только свою разлюбезную информацию, а услышишь Шепот Великого Ватанки. Так вот…

Иногда на отдаленных фермах жили странной жизнью: тем, кто был слаб, доставался тяжкий удел, а подлость творила беззаконие, оставаясь безнаказанной. Там, где правила грубая сила, всегда так было.

Тогда шли бои. Индейцы не хотели уступать генералу Кастеру. Они еще имели силу. Ночью в отдалении слышалась стрельба. Она длилась недолго и вскоре стихла, а утром, когда хозяйка фермы вошла в хлев, то обнаружила в нем индейца и испугалась. Это был сиу. Боевая раскраска смазанная кровью, придавала ему устрашающий вид. Он знаком попросил, чтобы женщина не шумела и потерял сознание. Оказалось, что индеец едва ли старше самой Катрин и рана его была страшной.

Ее муж, Гордон, не уставал повторять, что краснокожие это даже не дикари, а животные, потому что живут не по заповедям божьим, одеваются в звериные шкуры, а то и ходят голыми. Он говорил, что они жестоки от того, что Господь не дал им человеческого сознания и от того они не спосбны жить, как нормальные люди, и похожи на бродячих псов. Катрин считала их людоедами. Гордон подробно рассказывал, как краснокожие издеваются над белыми, как мучают и истязают женщин и детей, а все от того, что не знают Христа, живут не по божеским заповедям, хлеба не сеют и едят сырое мясо.

Но Катрин была христианкой и добрым человеком. То есть, она никогда не думала о ком-то плохо и человеку приходилось очень постараться, чтобы уронить себя в ее глазах. Может именно это и позволяло ей терпеть такого мужа, как Гордон. Поэтому она не увидела в беспомощном дикаре ни людоеда, ни жестокого насильника и убийцу, а лишь умирающего мальчишку. Она остановила его кровь, обмыла и перевязала рану и как могла лечила, пряча его в сене.

Индейцу повезло, что хозяин фермы не заглядывал в эти дни в амбар. Наступили горячие деньки, нужно было убирать урожай и семья от зари до зари работала в поле. Но поздними вечерами Катрин прокрадывалась в амбар, чтобы посмотреть на рану индейца. Она очень боялась раненого и своего мужа и мечтала, чтобы дикарь побыстрее окреп и покинул ферму.

За это время, они не сказали друг другу ни слова. Индеец съедал все, что она ему приносила. На ее синяки, покрывавшие руки, а иногда шею и лицо, он не обращал внимания, это было не его дело, женщина принадлежала не ему. Она же старалась побыстрее перевязать его, пугливо вздрагивая при каждом шорохе. Как-то вечером, пробравшись в амбар, Катрин не обнаружила индейца и вздохнула с облегчением, горячо возблагодарив за это бога. На этот раз она легко отделалась.

Катрин вышла из семьи нищего фермера, у которого детей было больше чем земли, да и та оказалась плохой. Искать другую не было ни сил, ни средств. А потому отец Катрин, не задумываясь продал свою среднюю дочь некоему фермеру, что возвращался из отдаленного форта, где выгодно сбыл излишки своего урожая. Здоровяк фермер хвастал, что в ближайшем городке ему бы столько нипочем столько не заплатили, зная его тягу надуть партнера.

Он возвращался навеселе с кошельком, тяжелым от денег. У него, правда, хватило здравого смысла остановиться на ночь в убогой ферме. Всю ночь он пил с хозяином, щедро угощая его виски. Сам хозяин, тщедушный рыжеволосый человек, поддакивал и подчинялся Гордону, выслушивая все его небылицы, потому что тот, просто, сорил деньгами. И всю ночь им подавала и прислуживала его послушная, кроткая дочь. А утром, громгласный гость выложил перед ним кучку серебряных монет. Так светловолосая девушка стала его собственностью.

В праздничные дни, когда Гордон с семьей отправлялся на мессу в городок, он производил впечатление добропорядочного фермера и главы семьи. Он наряжался в свой праздничный сюртук, расчесывал рыжую бороду, приглаживал волосы гребнем, разделяя их на прямой пробор, для верности смазав медвежьим жиром, чтобы они не торчали в разные стороны. В такой день родители могли себе позволить купить лакомства, орешки или леденцы для Джошуа. Праздник заканчивался, когда Гордон, оставив Катрин и сына, с довольной ухмылкой вваливался в кабак. Тогда Джошуа жался к Катрин, предчувствуя побои, которым будет подвергнут он и его мать по возвращению домой, и леденцы уже не радовали его. А Катрин покорно ждала у кабака, когда разбуянившегося мужа можно будет забрать домой.